Очи наяды - Наталья Александрова

– Ты так хорошо запомнил ее имя? Ведь столько лет уже прошло!

– Ну, в детстве все удивительно хорошо запоминается! А лет и правда с той поры прошло очень много. Это ведь было еще до того, как вернулся Котик.

– Котик? Какой котик? – Надежда взглянула на Бейсика, который материализовался рядом.

– Нет, не такой котик… – Сан Саныч усмехнулся и почесал кота за ухом. – Так звали племянника Александры Васильевны. Вообще-то его звали Константином, но тетя Шура, а за ней и вся квартира называли его Котиком.

– И откуда же этот Котик вернулся?

– Как тогда говорили, из мест, не столь отдаленных. То есть с зоны. Он попал туда еще по малолетке, за какую-то кражу, отсидел то ли два, то ли три года и вернулся уже законченным уголовником, хоть и было ему всего семнадцать лет. Весь в татуировках, с приблатненными манерами, говорил, растягивая слова, и смотрел на всех пацанов во дворе сверху вниз. Но меня не обижал, я ведь был его соседом. Наоборот, всячески покровительствовал как маленькому. Однажды, не успел я выйти со двора, меня прихватили двое каких-то незнакомых хулиганов и стали требовать деньги. Им и лет-то было небось десять-одиннадцать, но мне, пятилетке, они казались большими. Один держит, второй карманы выворачивает, я реву. И тут сверху кто-то как гаркнет! Смотрю, а это Котик. Одному мальчишке по шее дал, второму – оплеуху. Деньги мои отобрал да пинками их со двора погнал. Кричит: «Чтобы больше я вас не видел!» Вот так вот.

«На Охте, значит, – всплыло у Надежды в голове. – Знакомое место…»

– Тогда же в нашей квартире стал появляться человек из угрозыска, кажется майор, с какой-то смешной фамилией. То ли Красный, то ли Синий… а нет, вспомнил – Зеленый!

– Зеленый? – переспросила Надежда.

В рассказе Лили Путовой тоже фигурировал человек по фамилии Зеленый, старый писатель. И отец этого Зеленого служил в угрозыске. Значит, правильно она сообразила насчет Охты, этот самый Котик и есть сын погибшего бандита Чалого. По возрасту вполне подходит. Надо же, какое совпадение…

Теперь она слушала рассказ мужа очень внимательно, стараясь ничего не пропустить. Выходит, не случайно его лицо появилось на карте той армянской гадалки, муж тоже действующее лицо этой истории.

– Да, точно! Макар Зеленый! – уверенно проговорил Сан Саныч. – Он часто приходил к нам в квартиру, разговаривал с Котиком. Я как-то случайно услышал их разговор. Зеленый говорил, что обещал отцу Котика присмотреть за ним, проследить, чтобы тот стал человеком. Котик слушал его молча, но даже я, совсем малолетка, понимал, что ему все эти разговоры осточертели и проку от них никакого. Он слушал Зеленого только потому, что тот – начальник, мент, с ним спорить – себе дороже. При этом Зеленом Котик помалкивал, держался тише воды, ниже травы, а стоило тому уйти – орал на тетку, а позднее даже поколачивал ее. Как-то раз я подслушал их разговор…

– Что-то ты много всего подслушал! Это у тебя хобби такое было?

– Нет, что ты… – Сан Саныч смутился, – никакое не хобби. Просто все в одной квартире, слышимость хорошая, и не хочешь, да услышишь. Опять же, взрослые ведь всегда считают, что маленькие ничего не понимают, и при них разговаривают свободно.

– Это точно… – Надежда вспомнила свое детство.

Какие интересные вещи она слышала, тихонько играя с куклами в уголке, когда мать болтала с подругами за чашкой чая! Или отец вполголоса разговаривал по телефону, а маленькая Надя рассматривала книжку с картинками. Вот только слышать-то она слышала, но толком ничего не понимала. Подтекст стал ясен ей через много-много лет. Да что уж теперь, отец давно умер…

– Вот и в тот раз я катался по коридору на велосипеде и застрял под дверью тети-Шуриной комнаты, – продолжал муж. – Из-за двери доносились громкие голоса, волей-неволей я услышал. То есть в основном слышался голос Котика, тетя Шура только слабо отбивалась и оправдывалась, а Котик наседал на нее. Видно, началось все за ужином. «Что ты мне даешь? – орал Котик. – Я пустую картошку жрать не буду! Что я, свинья, одной картошкой питаться?» – «Почему пустую? Не пустую, с постным маслом!» – «Сама жри это масло! Меня от одного его запаха воротит! Хоть бы сливочного дала!» – «Котик, – уговаривала его тетя Шура, – так ничего больше нет… деньги кончились… завтра мне заказчица обещала заплатить, тогда я куплю тебе и масла, и колбаски, и еще чего-нибудь…» – «А пива?» – «И пива завтра куплю!» – «Завтра-завтра! Надоели мне твои завтраки! Хочется уже и пообедать! Где все деньги, что от отца остались?» – «Тише, Котик, тише! Не кричи! Какие деньги? Ты же знаешь, милиция все конфисковала…» – «Я знаю, что ты сама ментам все на блюдечке принесла! Все отцовские захоронки им показала! Я ведь знаю, что там всего было немерено! Золото, серебро, цацки всякие! Мы могли бы жить, как короли иноземные! Как сыр в масле могли кататься! А ты мне вместо этого картошку пустую пихаешь!» – «Котик, Котик, не кричи! Соседи услышат! От тех денег все равно были бы одни несчастья! Ведь то кровавые были деньги! Отцом твоим награбленные! Кровь на них человеческая! Нельзя их было оставлять, я бы тогда соучастником стала!» – «Много ты понимаешь! У одного только полковника столько всего было – не на одну жизнь хватило бы! Думаешь, у него это честные драгоценности были? Нахапал там, в Германии, да и вывез! Только справедливо, что отец их забрал!»

– Он сказал – у полковника? – переспросила Надежда. – А фамилию полковника не назвал?

– Вот чего не помню, того не помню!

– А самого Котика фамилию помнишь?

– Котика? Конечно! Чалышев он был. И тетя Шура тоже Чалышева, она замужем никогда не была.

– Чалышев, значит, – протянула Надежда. – Интересно, очень интересно…

– Что тебе интересно? – насторожился муж. – Надя, а зачем тебе эти фамилии?

– Для достоверности! А может, ты все выдумываешь? – не растерялась Надежда, но, увидев, что муж надулся, добавила: – Ну ладно, не сердись, продолжай уж…

– Да продолжать-то почти нечего. Кажется, Котик еще сказал, что всю жизнь на это положит, но непременно вернет отцовские ценности, что кое-что от отца должно было остаться, что не такой он был человек, чтобы все тебе, дуре, доверить. Это он так тетку свою называл, единственную родню на свете. А потом он вроде услышал, что под дверью кто-то скребется, замолчал и подошел к ней. Хорошо, я успел отскочить и спрятаться за соседские пальто, которые висели в коридоре на вешалке, маленький ведь был, как раз поместился. Котик из комнаты выглянул, огляделся, выругался и обратно ушел…

– И что дальше было?

– А дальше… дальше такая страшная история случилась… Котик с двумя приятелями ограбил шофера такси. Взяли у него всю выручку, а самого шофера ударили молотком по голове. Поймали их быстро, попались по глупости, кто-то стал деньги тратить, кто-то проболтался по пьянке… Шофер этот, которого они ограбили, лежал в больнице, в тяжелом состоянии, и я слышал, как взрослые между собой разговаривали, что если он выживет – это одно дело, и статья одна, а если умрет – то совсем другое. Тогда наш Котик на много лет сядет. Потому что к тому времени ему уже восемнадцать лет исполнилось и за убийство он на долгие годы загремит. Другие-то двое еще несовершеннолетние были, им меньше грозило. Один, между прочим, из очень хорошей семьи. Отец у него – капитан дальнего плавания. Помню, мама все приговаривала: «Господи, да чего этому-то не хватало? Дом – полная чаша, одет всегда с иголочки, мать ему деньги давала – так нет же, пошел на преступление!» В общем, не только вся квартира, весь двор ждал, чем дело обернется. А потом возвращаемся с мамой как-то из садика, а навстречу нам тетя Шура идет и плачет. Оказывается, умер шофер. А она Котика все же с пеленок вырастила, потому что мать его умерла родами, и тетя Шура его любила, хоть и обращался он с ней, конечно, по-свински…