Захват Московии - Михаил Гиголашвили

Диван, вздохнув, просел подо мной до дна. Телефон тоже старинный, массивный, шнуры сидят кое-как… Я начал набирать. И, на счастье, дозвонился — трубку взял отец.

— Vater, ich bin’s, Manfred…

— Wie geht’s dir, mein Sohn?

— Gut. Aber… der Geldautomat hat meine Karte geschluckt.

— Oh, das ist schlimm!

— Ruf, bitte, die Sperrhotline an, die sollen die Karte sperren…

— Gut, sag mir mal deinen Pin-Code. Welche Bank? Gut, mache ich. Mama lässt grüssen. Brauchst du Geld?

— Na ja…

— Ich kann dir das Geld per Western Union Bank schicken, kommt sofort.

— Danke. Aber zuerst sperre die Karte. Ich melde mich.[23]

Когда пришел Самуилович, я уже сидел спокойно. Настроение поднималось, нагревалось. В конце концов, люди всё теряют. Там денег было — кот в плаще не валялся… Вот, папа в поезде забыл ноутбук со всеми разработками… чуть с работы не того… тю-тю, воркутю… И что, собственно, случилось такого?.. Карточку закроют, а папа деньги пришлёт… И всё! А хорошо «У мамы» жить!.. И в банке «У папы» деньги получать!.. И правильно меня Бабаня всегда стыдила, что я — «паник-махер»: «Вы, немцы, все паникёры, всё хотите заранее по полочкам разложить, а так не бывает. Всё само собой по местам уляжется».

— Ну как вы? — спросил старик из коридора. — Не испугались моего кавардака?

— Нет. А что это?

— Ну, когда неубрано… Удалось позвонить?.. Ну молодец!

— Да. Удалой молодец… На овец и сам самец… Книг много тут!

— Собираю, читаю… Вон и пластинок много, жена собирала… Знаете, кроме этого угла с лампой, чаем и книгой, ничего ведь не осталось! А хотелось бы пожить… Поразительно, как быстро наше сегодня превращается во вчера! И как человек привыкает к своему одиночеству! Как собака к подстилке!

Я деликатно промолчал.

На окнах — цветы в горшочках, пестрые цветульки в горшульках. Потолок в водяных оводьях… нет, поводьях… или разводьях?..

Старик заметил мои разглядывания, объяснил:

— Соседи, пролили. А ремонт делать!.. — Он махнул рукой и подсел к столу. — Сейчас чай будет. Ну, как вы, освоились? Вы же студент, не так ли? Учитесь или как? Нравится у нас?

Я полукивнул:

— Да… Почти что… Еще не усвоился… Трудно… Но люди хорошие, добрые… некоторые… — добавил я, вспомнив противного типа с серьгой из бюро, затеявшего мои злонесчастья.

Самуилович усмехнулся, потрогав голубой синяк на щеке:

— Чем это они добрые?.. Испоганился народ. Деньги с ума свели. В наше время все сто двадцать рублей зарплату получали и делали, что хотели, — книжки читали, общались, а сейчас… За копейку глотку перережут… Я же в ларьке сижу, всё слышу, что люди говорят…

И он рассказал о каких-то чёрных риелторах, которые, желая завладеть квартирами одиноких людей, под пытками заставили двух стариков переписать на них жилплощадь, а потом убили их, растворив живьем в бочке соляной кислоты, а остатки — костное месиво — собрали лопаточкой в трёхлитровые банки, закатали крышками и отнесли к мусорным бакам, типа выбросили испорченные консервы:

— А бомжи поели, отравились — так и выяснилось всё… Ну да ладно. Дозвонились, куда хотели?

— Да, коротко. В Мюнхен, папа карточку приоткрыл… нет, наоборот, призакрыл…

— А, ну да, ну да… Я этих шуток не имею, карт. — Он пошёл на свист чайника.

Вдруг на окне я увидел в банке какой-то гриб, похожий на медузную саркому, мерзкий и скользкий. Бородавчатое тельце висело, как розоватый эмбрион. Какие-то щупальца и шлёпальцы свисали из банки, как ноги головоногого с койки…

— Это что за… флора?

Я поднялся помочь старику, несущему с трудом две тарелки с дребезжащими чашками, но он благополучно добрался до стола:

— Всё, спасибо. Какая такая Флора? А, это… Гриб такой…

— Вид противный… Я бы не мог…

— Да, вид малоприятный, — согласился он, — но полезный, кисленький… Его пьют. Для почек хорошо… Вот заварочка, сахарок! — Он достал с полки крупную сахарницу. — А может, чего покрепче? За знакомство? Как на Руси с пятнадцатого века говорят…

— Почему с тогда?..

— А тогда генуэзские купцы, будь они неладны, научили монахов Чудова монастыря водку сотворять…

Я удивился:

— А что, до этого не пили? Я думал, всегда…

— Пили, конечно, но что-то другое, брагу, пиво, мёд…

Из буфета была вытащена отпитая бутылка. Этикетка на бутылке была самая простая, без прибамбамов. Две тяжелые рюмки из толстого граненого стекла — такие были у деда Людвига, он называл «кайзеровские» рюмки, Kaiserpokal.

Старик снял пиджак, остался в той же вчерашней клетчатой рубашке.

— Ну, за знакомство! Хоть и в плохом месте произошло, но ничего, будем надеяться на лучшее, хотя сейчас хороших мест уже нет…

— Как так? А где?

Водка была тёплая, обжегучая, сразу забрела не в то горло, чуть не вывернув меня наружу. Старик заволновался:

— Что? Без закуски не идёт?

Из кухни появились холодные макароны в кастрюле, пол-огурца, хлеб, масло в маслярочке, старик суетился:

— Вот, закусите… Батончик… Я, знаете, для себя не готовлю… Как жена скончалась, на всё махнул рукой… Раньше всё было — семья, дети, работа, сейчас ничего нет… Ну, по второй?.. Нет, это не грязь, это царапины… Извините, кастрюля совсем прохудилась…

— Как? Худая стала? Похуделась?.. Ну да. У человека две ноги… Без Евы Адам не ходит… Хоть чёс на голове коли… Ну, соколом!

Вторая пошла легче. Самуилович, ловко, как щипцами, захватил негнущимися пальцами макаронину, окунул её в солонку, потом закинул в рот, а я вспомнил:

— Вы в библиотеке работали?

— Да, в музейной…

— Как это?

— Ну, при Музее атеизма была библиотека. Вон там всю жизнь протрубил, хотел в свое время в университет, на исторический, пойти, да по пятому пункту не прошел… А что, вам в библиотеку надо?

— Да, надо… А вот вы не умеете знать, где искать… нет, найти книгу…

— Что за книгу? В Ленинке всё есть.

— «Записки о Московии» называется.