Руины Арха - Олег Фомин

Арх всемогущий, да сколько же их?!

Вскоре мне пришлось вжаться в стену, пауки застелили живым ковром весь пол, бегают друг по другу, текут блестящими волнами, в центре красного моря Борис, спокоен как бог, свернутая в рулончик торба прячется в карман штанов.

Борис делает плавный жест ладонью вниз, будто приказ псу лежать, пауки копошиться прекращают, камеру наполняет тишина, только трещат нерводы, но уже не так громко.

Мимо камеры снова проходят два тюремщика и волкоршун, активность нашей решетки побуждает их приблизиться.

– Что шуметь?! Хватит шуметь!

Акцент ужасный. Судя по разрезу глаз, китаец или, может, кореец. А напарник, чернокожий, по-русски ни слова, на нас обрушился шквал иноземной речи, явно не инглиш, что-то совсем экзотическое, скорее всего, чистокровный абориген из сердца Африки. А вдруг попал в Руины уже людоедом, из племени, где бегают с копьями, в набедренных повязках, где каннибализм – норма?

Негр уничижительную тираду закончил, к подножию решетки смачный плевок. Наконец, тюремщики ушли.

– На вашем месте, – тихо сказал Борис вслед, – выпил бы винца с девочкой на коленях… в последний раз.

Развернулся ко мне, оглядывает паучью поляну, брюшки блестят, словно перевернулась телега, груженая черешнями. Я все вжимаюсь в стену.

– Так, ребятки, покажите мне этаж, – сказал Борис.

Пауки приходят в движение, мои глаза бегают за их потоками, сначала просто красивый хаос, но постепенно вижу… пауки выстраиваются в сложный рисунок. До меня наконец дошло.

– Карта!

– Причем козырная, – сказал Борис.

Пауки сжались в алые шарики, жмутся друг к другу, имитируя плиты, другие перевернулись брюшками вверх, лапки шевелятся как пламя факелов, третьи встали парами на задние лапки, мордочки друг к другу, сцепились передними, похожи на ворота, четвертые ходят туда-сюда, показывая заключенных и тюремщиков, есть и пятые, десятые… Подробностей море!

– Когда они успели все изучить? – поразился я.

– В первый же день, – сказал Борис невзначай, взгляд следит за пауками-тюремщиками.

– Серьезно?

– Часа три, и я знал каждый булыжник в этой дыре. Еще тогда, пока ты дрых, я рассчитал путь для побега. Сейчас пробегусь по этажам, проверю, не изменилось ли чего…

Борис прищелкнул пальцами, и красная карта рассыпалась, пауки перестраиваются в другую карту.

Спина моя от стены отлипла, шаг в сторону Бориса, я даже забыл, что боюсь пауков.

– То есть, мы могли сбежать с самого начала?

– Без проблем.

Борис увлечен картой, ступает по пустым островкам, голова, как спутник над Землей, зондирует каждый клочок.

– Так почему мы здесь до сих пор? – не понимаю я.

– А? – Взгляд Бориса на меня, он словно опомнился. – А мы куда-то спешим? Кормят сытно, спи хоть полдня, ни корижоров, ни комароя, охраняют как царей… Работать не заставляют, на арене вообще развлекуха. Давненько я так не отдыхал. Но… дорога зовет!

Не пойму, шутит он или всерьез.

Мое внимание вновь захватили пауки. Как же их много! Уверен, это не все. Наверняка, рассеяны по всей цитадели, шлют в реальном времени данные, какая пылинка от какого сквозняка куда перелетела. И все как-то связаны, чувствуют друг друга на расстоянии, и эту ментальную сеть контролирует Борис. Как мало о нем знаю… Не может быть, чтобы таскал эту орду под плащом. Возможно, когда нас поймали, выпустил пауков, те расползлись по крепости, нашли укромное гнездо и в экстренном режиме расплодились?

– К нам гости, – сообщил Борис, палец тычет в край карты.

Это вновь карта нашего этажа тюрьмы. Из «ворот», изображенных пауками, вышли еще восемь, идут по залу в нашу сторону.

Борис вытащил из кармана торбу.

– Домой, детки!

Присел на колено, матерчатый рот торбы растянулся, губа касается пола, пауки плотным потоком бегут в торбу, словно мощный пылесос всасывает осенние листья.

Похоже, все гораздо проще, чем стратегия экстренного размножения. Интересно, а танковый батальон там часом не завалялся? Сейчас бы в самый раз…

Пол опустел, Борис затянул торбу в момент, когда силуэты красных плащей и волкоршунов уже появились в треугольниках между сплетениями нерводов, Борис прячет торбу в карман, встает лицом к расплетающейся решетке, я уже рядом с ним.

Нерводы втянулись в стены, перед нами четыре фигуры в низких капюшонах, лиц не разглядеть, слишком глубоко в тенях, красные узорчатые балахоны похожи на тот, что на Клыкопатре, но украшены не так богато.

Жрицы.

У бедра каждой по волкоршуну в серебристых доспехах, жрицы гладят когтями перчаток загривки, в руках свернуты хлысты с металлическими шипами.

Жрица указала когтем на меня.

– Ти, – шипит, – идьешь с нами…

Я инстинктивно на полшага назад.

– Куда?

Хлысты размотались, концы звякнули о пол, колышутся как змеи, шипы зловеще скрежещут, волкоршуны рычат.

– Тебье подарить великая честь. Сладкая смерть!

Что-то совсем не хочу этой чести, но сопротивляться смысла нет, альтернатива – смерть здесь и сейчас, причем вряд ли сладкая.

Борис придерживает меня ладонью между лопаток, ее жар питает, не дает провалиться в панику, Борис легонько хлопает по спине.

– Иди, – шепнул он. – Что бы ни было, продержись подольше. Я за тобой приду.

– Было б за что держаться…

– Ты парень смышленый, – подбодрил Борис. – Вон какой богатый ассортимент для держания, так бы и ухватился.

– Может, вместо меня и сходишь?

– Я скромная серая смышь, герой у нас ты.

– Хватит! – оборвала жрица, хлыст грохнул по плитам, стрельнули искры и камушки, ее волкоршун шипит.

Из меня судорожный вздох, густой ком слюны катится в глотку, там сушняк. Переступаю шеренгу электрических кустиков, те за моей спиной начали сплетаться, треск молний.

Меня повели.

Я не один, я не один, подбадриваю себя, пока идем по витиеватой череде ступенек вниз, каждая лестница богаче и мрачнее прежней, от герба с зубастой коброй глазам деться некуда, хоть жмурься, меня ведут словно в покои дьявола. Я не один, я не один, со мной Борис, его пауки всюду, наблюдают за нами из темных щелей…

Наконец, перед нами протянулся широкий зал, в конце – гигантская голова кобры на всю ширину торца, на чешуйках размером с оладьи медные отблески.

Жрица прошипела на английском громко, по залу прокатывается эхо.

Лязгнуло, и тяжеленная медная пасть кобры начала медленно раскрываться, нижняя челюсть опускается как трап инопланетного корабля. Внутри, с боков, в черных тенях крутятся-звенят огромные шестерни.