Старые, малые и другие - Людмила Улицкая

– Не я! Не я! Все хотели! Никто не хотел! Все! Мы все кидали кожуру! Я не кидал! Ты кидал! Мы все кидали!

“Как они напоминают мне моих братьев, – подумал с грустью Антверпен. – Такая же злая толпа”.

– Не ругай их, Антверпен. Это несчастный случай, и я виноват во всем сам. Бедный наш Вася! – прошептал с печи Михеев слабеющим голосом.

– Только не умирай, – взмолился Антверпен. – Прошу тебя, не умирай.

– Если я умру, похорони меня рядом с нашим другом Васей, – раздался с печи голос Михеева.

– Тогда я и сам умру от горя! – воскликнул Антверпен.

И тут раздался дружный рев малышей-сороконожек.

– Но мы не хотим, чтобы все умерли! – закричал один.

– А кто принесет нам поесть? Антверпен, не умирай! – закричал второй.

– А кто принесет молоко? Михеев, не умирай! – закричал третий.

– Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! – закричал четвертый.

– И вообще – где наша мама? – заплакал пятый. И тут все они вспомнили, что давно не видели маму Марью Семеновну. И подняли такой крик, какого еще никто не слышал. Они пищали, скулили, ревели, рыдали и выли. Они не вспоминали про маму все эти дни, но вдруг оказалось, что она им очень нужна.

А мама Марья Семеновна уже неслась на всех сорока ножках по дорожке к дому на предельной скорости. На спине она тащила огромную толстую книгу, на которой было написано: “Как воспитывать непослушных детей”. И к дому она поспела как раз в ту минуту, когда вопли ее детей достигли предельной громкости.

– О боже! – тихо произнесла Марья Семеновна. – Что тут происходит?

Дети облепили ее со всех сторон, тянулись к ней всеми своими ножками и мордочками, чтобы поцеловать измученную длинной дорогой и тяжелой поклажей маму.

– Ужасные новости! Умер Вася! Михеев обварился кипятком и тоже собирается умирать! И Антверпен обещал умереть! Мамочка! Как хорошо, что ты пришла!

Пo настоянию Марьи Семеновны останки Васи вместе с цветочным горшком похоронили прямо во дворе. Зарыли в землю и сверху насыпали могильный холмик. Книгу по педагогике положили на подоконнике рядом с энциклопедией, но – увы! – никто теперь не мог прочитать столь нужную книгу: Антверпен не успел научиться читать, а Михеев хотя и знал пять букв, но этого было явно недостаточно. Не говоря уже о том, что он лежал на печи и стонал – ему было все хуже и хуже.

И тут Марья Семеновна проявила неожиданную сообразительность и твердость характера – собрала всех своих детей и сказала им буквально следующее:

– Михеева надо лечить. Васи теперь нет с нами, но вокруг нашего дома несметные заросли ромашки, а ромашка, как говорил Вася, растение лекарственное. Так что все быстро за дело – собирать ромашки!

Конечно, в это трудно поверить: маленькие сороконожки бросились со всех ног на промысел. За час они набрали целую кастрюлю цветков. Марья Семеновна с Антверпеном приготовили отвар и сделали Михееву огромный компресс на голову, на спину, на живот, на все четыре лапы и на хвост. И Михееву стало чуть-чуть лучше. Утром сороконожки снова набрали кастрюлю ромашки, и снова было сварено лекарство и сделан новый компресс, и Михееву стало еще немного лучше…

К счастью, пошли дожди, и теперь Антверпену не надо было далеко летать за водой, потому что бочка наполнилась свежей водой, она вполне годилась и для компрессов, и для питья.

К концу недели Михеев спустился с печи. Выглядел он ужасно: старая шерсть почти вся сошла, а новая только пробивалась.

Но уже было видно, что новая шерсть вырастет и лысым на всю жизнь он не останется. Первый день он ходил по дому, а на второй вышел за порог – взглянуть на могилу Васи. Утирая скупые кошачьи слезы, Михеев подошел к могильному холмику…

Хотите – верьте, хотите – нет! В это действительно трудно поверить: в самой середине могильного холма вырос маленький столетник!

– Вася! – воскликнул Михеев. – Ты ли это?

– Уа! Уа! – раздалось в ответ.

Антверпен, у которого только-только начало заживать вывихнутое крыло, от неожиданности взлетел на забор.

– Это Вася! – чирикнул он. – Вася снова вырос!

– Уа! Ва-ва! – пролепетал маленький столетник.

Прибежали все сороконожки во главе с Марьей Семеновной и подняли радостный крик:

– Вася! Наш Вася не умер! Он вернулся!

– Все дело в корешке, – объяснил Михеев. – Он же растение, и он снова вырос из старого корешка. Как хорошо быть растением!

– Вася! Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! – дружно закричали сороконожки.

– А-гу! Гу-гу! Ку-ку! – согласилось растение. Этот новый столетник был, несомненно, Вася, но только не прежний мудрый и добрый Вася, а младенец.

Михеев поглаживал растение своей не совсем еще зажившей лапой:

– Мы тебя любим, Вася! Пожалуйста, вырастай поскорей! Ну, скажи: “Ва-ся”!

– Уа-уа! – заплакал маленький столетник.

– Он хочет пить, – догадался Антверпен. И все бросились поить Васю: Антверпен принес воды в клюве, Михеев поливал из бидона, а сороконожки выстроились друг за другом и протянулись цепочкой от верха бочки прямо до бывшей могилы, которая теперь была уже не могилой, а обыкновенной клумбой. Они передавали кружку воды – из ножек в ножки – и почти ничего не проливали по дороге.

До самого вечера, прервавшись лишь на обед, они поливали маленького Васю, и он рос прямо на глазах. К вечеру он вырос в два раза и сказал свое первое слово. Оно звучало странно:

“Па-би-бо!”

Уложив сороконожек спать, Михеев и Антверпен уселись на подоконнике, где лежали две толстые, никому не нужные книги, и тихо беседовали.

– Какого друга мы потеряли, – с грустью заметил Антверпен. – Он был так умен, так образован, а теперь у нас еще один ребенок на руках.

Антверпен вспрыгнул на лежащую книгу, клюнул несколько раз в название.

– И теперь мы никогда не узнаем, как правильно воспитывать трудных детей.

– Не знаю, не знаю, – загадочно улыбнулся Михеев.

Известно, что кошки большие мастера на загадочные улыбки. Тут подала из своего угла голос робкая Марья Семеновна:

– А если бы вы знали, как тяжело было тащить эту книгу на спине. И как жаль, что мы никогда не узнаем, как воспитывать трудных детей.

Антверпен ее поддержал:

– А подростки? Когда они станут подростками, мы с ними вообще не справимся, они пойдут по дурному пути, начнут курить и бросать окурки и пустые бутылки на землю, ездить на мотоцикле без глушителя, обижать слабых и – не дай бог! – ненавидеть всех, у кого нет сорока ног, например, воробьев, кошек, столетников! Не правда ли, Михеев?