Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай

Шорнолота обхватила ноги Шошанко. Тогда Шошанко присел и схватил ее за руки. Но в этот момент Шорна вырвалась, отбежала в угол комнаты и, завязав вокруг шеи край сари, закричала:

— Не двигайтесь! Сделаете хоть один шаг, я затяну петлю!

— Шорна, ты ребенок, — стал уговаривать ее Шошанко, — поэтому так горячишься. Тебе не вырваться от меня! Теперь ты можешь уйти, но благоприятное время[64] проходит, сегодня все кончится хорошо; но если убежишь, то пройдет благоприятный момент, и в будущем тебя ждут несчастья. — Шошанко приблизился к ней.

— Я затягиваю петлю! Пусть смерть принесет мне освобождение! — воскликнула Шорна, намереваясь исполнить угрозу. В это время окна озарились ослепительным светом. Тут Шошанко понял, что в его просторной молельне вспыхнул пожар.

Шошибхушон вернулся домой от Рамсундора и рассказал все Промоде. Выслушав мужа, Промода испустила несколько тяжелых вздохов, но ничего не сказала. Некоторое время она молча сидела рядом с мужем, а затем поднялась, чтобы выйти.

— Ты куда? Почему ты мне ничего не ответила? — остановил ее Шошибхушон.

— Я скоро приду, — только и сказала Промода и направилась к матери.

Все состояние Шошибхушона было переведено на имя Промоды. На нее были записаны и ценные бумаги, и дом, и земля, и все остальное имущество. Деньги тоже были у Промоды. Промода убедила Шошибхушона, что если записать все на имя жены, то не надо будет ни с кем делиться, а в случае раздела никто не может продать имущество с аукциона. Если же записать на имя мужа, то при какой-нибудь неприятности от них могут потребовать конфискации имущества. Ничего подобного бояться не нужно, когда все будет записано на имя жены. Шошибхушон, убежденный такими доводами, до сих пор слепо следовал указаниям жены.

У Бидхубхушона не было средств заплатить налог за землю. Поэтому Шошибхушон, чтобы не потерять землю совсем, что было бы ущербом для обоих братьев, платил налог полностью. Но, по совету Промоды, он перестал платить налог, а когда подошло время торгов, купил землю и записал ее на имя Промоды. По ее же совету он обратил все наличные деньги, которые у него были, в драгоценности. При этом Промода говорила:

— Деньги легко разойдутся, а если обратить их в драгоценности, то они останутся в доме. В случае нужды их всегда можно продать. А будут деньги — опять все купим.

Прямо сама богиня Лакшми правила в доме Шошибхушона!

Теперь Шошибхушону требовались четыре тысячи рупий. Он пришел домой в бодром настроении. Шошибхушон не сомневался, что как только он расскажет обо всем Промоде, она сразу даст нужную сумму. Ему и просить ее не придется. Обо всем жена догадается по его виду и сама даст деньги. Но когда Промода ушла, не сказав ни слова, Шошибхушон почувствовал смутное беспокойство. Почему же? Неужели Промода не даст денег? Едва в его голове возник этот вопрос, как Шошибхушона охватил страх. «Может ли быть такое?» — подумал он.

Промода спустилась вниз и позвала мать. Та не замедлила явиться.

— Никого нет здесь? — спросила Промода.

— Никого.

— Тогда садись на тахту и слушай!

— Что, что случилось? — тревожно спросила мать и села рядом с Промодой.

— Да не облокачивайся ты так на меня! — сердито крикнула Промода.

— Прости, милая, я нечаянно, — виновато проговорила мать.

— У тебя глаз нет, что ли? Не оглохла ли ты еще к тому же? Если оглохла, так скажи, чтобы мне зря не говорить.

— Говори, милая, говори, я слушаю!

— Слышала, что случилось? — спросила Промода после извинений матери.

— Нет.

— У тебя все дни уши ватой заткнуты?

— Если ты мне не говоришь, от кого же еще я могу услышать? — опять робко возразила мать. — А ты ведь ничего мне не рассказывала!

— Ну, на предисловия у меня времени нет! А теперь слушай. Приехал сахеб и сказал, что если муж не даст отчет в истраченных деньгах, то потеряет работу.

Мать, притворившись удивленной, громко воскликнула:

— Какое несчастье! Что же теперь будет?

— Если будешь так кричать, лучше уходи отсюда, — остановила ее Промода.

— Нет, дочка, я не буду больше.

Промода смилостивилась на этот раз и продолжала:

— Отчитаться сейчас нет никакой возможности. Пока бабу пьянствовал, все понемногу крали. Наш Шоши не крал, но он получал свою долю в расхищенном. Теперь ему грозит тюрьма или ссылка.

— Никак нельзя этого избежать? — робко спросила мать Промоду.

— Есть одно средство, но и оно ненадежное, — ответила Промода. — Если дать служащим взятку в четыре тысячи рупий, он будет спасен, то есть он говорит, что будет спасен, а мне что-то не верится, — добавила она.

Мать была дочерью бедняка и женой бедняка; вряд ли она видела когда-нибудь сразу даже пятьдесят рупий! При упоминании о четырех тысячах она совсем растерялась и испуганно посмотрела на дочь. Но, боясь рассердить Промоду, промолчала.

— Что же ты молчишь? — спросила ее Промода.

— Сколько, ты сказала, рупий? — немного подумав, переспросила старуха.

— Четыре тысячи.

— А это сколько раз по двадцать? — немного подумав, спросила мать.

— Черт тебя возьми! Ребенок малый ты, что ли? — накинулась на нее Промода.

Мать снова умолкла.

— Если отдать четыре тысячи, у нас почти ничего не останется, — продолжала Промода. — И бумаги и драгоценности — все уйдет. Что же делать?

Мать оказалась в затруднительном положении. Хотя люди и говорят, что у немых врагов не бывает, на самом деле это пустая болтовня. Скажи сейчас мать что-нибудь, Промода бы обругала ее, а промолчи она — не меньше достанется. Она даже небо на помощь призвала, но так и не придумала, что сказать.

А Промода тем временем продолжала:

— Я думаю, если отдадим деньги, его все равно не спасти. И деньги потеряем, и жизнь тоже. Поэтому я считаю, что мне надо забрать и деньги, и имущество, и драгоценности и с ними куда-нибудь скрыться. Остаться здесь — значит отдать деньги. А когда убежим, можно будет жить спокойно. Если же отдадим деньги, а потом его уведут, то мне с детьми останется только милостыню собирать. Что скажешь, ма?

Мать, наконец, решилась: она будет поворачивать в ту сторону, куда укажет ей Промода.

— Какое же тут может быть сомнение?! Это все равно, как если бы астролог сам отдал кому-нибудь книгу, по которой предсказывал судьбу, и сделался нищим бродягой. Пусть никто в нашем роду не будет замешан в таком деле! — проговорила она.