Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина - Элен Каррер д'Анкосс

Обстановка еще сильнее ухудшилась в июне 1844 года во время поездки Николая I в Англию. Эта поездка не стала сюрпризом, ее программа и условия были обнародованы заранее. Император переговорил с руководителями Англии, первым министром сэром Робертом Пилем и лордом Абердином, а затем нанес визит в Виндзорский замок королеве Виктории. Совершенно нормальная встреча правителей. Но Франция забеспокоилась, испугавшись, не обсуждался ли там вопрос раздела Османской империи между Россией и Англией и как бы встреча двух правителей, чей престиж в тот момент имел преобладающее влияние в Европе, не нанесла ущерба их Сердечному согласию (Антанте). Посол Франции в Лондоне Сент-Олер служил для Гизо ценным источником информации об этой недельной триумфальной поездке, длительность которой также поразила государственные канцелярии. Лорд Абердин успокаивал Сент-Олера, уверяя, что Николай I не предлагал никаких планов по разделу Османской империи или экспедиции на Восток, а также не думал исключать Францию из каких-либо проектов. Единственное, что вынес из этих заверений Сент-Олер: в ходе переговоров с королевой российский император ни разу не упомянул имени короля Франции.

Такая отчужденность, или враждебность, в отношении Луи-Филиппа проявлялась не только в использовании титулов, отступлении от протокола, недоброжелательных замечаниях, передаваемых третьими лицами, но также зачастую в показных жестах. Так, смерть Карла X отмечалась при русском дворе 24-дневным трауром.

Брожение, растущее в Европе с 1846 года, не только сделает франко-русские отношения еще более напряженными, но и наложит отпечаток на поведение и личность Николая I. В 1846 году волнения потрясают австрийскую Галицию. Свободный город Краков решает дать убежище восставшим и позволяет создать Польское временное правительство, которое ради примирения магнатов и взбунтовавшихся крестьян позволяет им произвести раздел государственного имущества. Николай I немедленно реагирует, направляет в Краков войска, призвав Пруссию и Австрию последовать его примеру. Усмирив восстание, правители трех стран, восстановивших порядок, провозгласили отмену статуса Кракова и его присоединение к Австрии. Таким образом, они нарушили договоры 1815 года, о чем заявили французы и англичане, но их протесты остались безрезультатными.

Затем наступают 1848 год и беспрецедентные потрясения в Европе. Все начинается в Италии и Германии, далее революционный пожар охватывает страны, которые до сих пор проявляли верность монархическому укладу. Во Франкфурте, Праге, Венгрии огромные массовые сборища свидетельствуют о жажде перемен. В Валахии и Молдавии взбешенная толпа изгоняет господарей. Император Фердинанд вынужден бежать из Вены, а Фридрих-Вильгельм IV в Берлине – склонить голову перед трупами, предъявленными ему мятежниками. Россия озабочена беспорядками на своих границах, польские студенты размахивают своим государственным флагом, в Петербурге ходят слухи о заговоре против монархии. Тут-то Николай I, прежде неуверенный, какой линии поведения придерживаться, решил, что именно он должен восстановить и поддерживать порядок в Европе. Именно в этот момент рождается вошедший в историю образ «жандарма Европы». Он неумолимо вмешивается повсюду. Прежде всего в соседних с Россией землях: отправляет армии в дунайские княжества, спешит на помощь Францу-Иосифу в момент, когда против венгерского восстания поднимается антивенгерское движение хорватов, а также в Венгрию, куда пришли польские легионы для поддержки повстанческого движения и где Паскевич, их старый враг, сумел нанести им поражение. Франц-Иосиф, обязанный Николаю I восстановлением контроля над Венгрией, наказал ее еще более сурово, чем русские Польшу двадцать лет назад. В Дании русское вмешательство прошло мирно. Шлезвиг-гольштейнцы, восставшие против Дании, получили поддержку пруссаков. Николай I заставил последних вывести свои войска из герцогств и способствовал заключению Лондонского договора 8 мая 1852 года, который закреплял целостность Дании. Когда революция вспыхнула во Франции, Николай I торжествовал: «Меня называли безумцем, потому что вот уже 18 лет, как я предсказываю то, что случилось. Комедия закончена, и мошенник пал». Правда, в течение последних лет царствования Орлеанов отношения Франции с Россией наладились, страны начали заниматься конкретными проблемами, важными для них обеих, то есть торговыми. Россия жаловалась, что ее позиция в товарообороте менее благоприятна, поскольку она ввозит больше, чем продает, хотя ее экспорт во Францию и значительно увеличился в 1840–1845 годах. Но франко-русскую торговлю осложняли условия перевозки товаров. Торговля шла в основном по морским путям, а во французских портах с русских кораблей взимали гораздо более высокую пошлину, чем с французских. Уверенная в невозможности добиться от Франции более справедливых условий, Россия ввела протекционистские меры в портах Балтийского и Северного морей, а Франция ответила на это сходными мерами на Средиземном море. Для выхода из тупика Гизо предложил обсудить новый торговый договор. Его принципы, определенные в сентябре 1846 года, касались одновременно торговли и морских перевозок. Это соглашение, безусловно недостаточное, тем не менее открыло возможности для серьезных переговоров, в которых обе стороны проявили желание договориться и глубокое взаимопонимание. В 1846 году, незадолго до подписания договора, великий князь Константин Николаевич, который путешествовал по Европе под вымышленным именем, прибыл в Тулон, где его инкогнито было раскрыто и власти устроили ему необычайно теплый прием. Этот прием показал, что усилия, приложенные для облегчения экономических связей, также привели к улучшению общего климата отношений. В том же году во Франции случился тяжелый неурожай хлеба, и Россия выразила желание помочь ей. Франция тогда находилась в трудной финансовой ситуации, вызванной неудачными спекуляциями, имела большой государственный долг, и средств для закупки хлеба ей не хватало. Вопреки своей антипатии к королю, сочувствуя судьбе французов, как он неоднократно скажет, Николай I принимает решение купить государственные ценные бумаги по очень выгодной для продавца цене. Этот акт во Франции оценили по-разному, что свидетельствовало о нелестном представлении французов о России. По мнению общественности, покупая государственные бумаги, император хотел произвести впечатление на французское население или, еще хуже, приобрести возможность давления на Францию. Нужно добавить, что в то же время русские репрессии в Кракове вызвали во Франции глубокое негодование. Тема борьбы за свободу Польши никогда не теряла популярности во Франции, и нарушения договоров 1815 года там восприняли, словно удары, направленные непосредственно против Франции.

В то время как общественность выражала враждебность российской политике, французское правительство проявляло крайне умеренную реакцию на краковский кризис. Его умеренность объяснялась определенной напряженностью между Англией и Францией, но прежде всего – осознанием опасности, исходящей от Пруссии. Именно в тот момент в Париже поняли, что Россия может быть противовесом этой растущей державе.

Но дело с этим обстояло совсем не просто, и в 1847 году один дипломатический инцидент чуть не поставил все под угрозу. В Константинополе французский посол пышно принял племянника Чарторыйского, Владислава Замойского. Русские власти пожаловались на этот прием и тем более – на то, что посол, казалось, выступал в роли защитника поляков, покровительствуя им в османской политической среде. Такая официальная поддержка одного из представителей польской эмиграции подверглась критике Петербурга. Знак эпохи: французский посол получил от своего правительства указание прекратить подобную игру. Другой знак умеренности, установившейся на тот момент, связан со вмешательством Франции в конфликт, противопоставивший швейцарские кантоны. Николай I заявил, что важнее всего предупредить беспорядки, и воздержался от критики французских действий. Когда Луи-Филипп был свергнут в ходе революции 1848 года, Николай I приветствовал это событие, несмотря на то что не одобрял революций и что революция, вспыхнувшая во Франции, вызвала его беспокойство и стремление вернуть порядок в Европу.