Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина - Чарльз Спенсер Чаплин

В тот вечер, возвращаясь домой в такси, я все рассказал своему приятелю.

– Да-а, плохи твои дела. А ведь все шло так хорошо!

– Думаешь, они уволят меня? – спросил я, стараясь скрыть свое беспокойство.

– Я этому не удивлюсь. Видел бы ты его лицо, когда он выскочил из твоей гримерки.

– Ну что же, чему быть, того не миновать. Полутора тысяч долларов в заначке хватит, чтобы вернуться в Англию. Приеду завтра утром на студию, и если я им не нужен – c’est la vie![19]

На следующее утро меня вызвали к восьми часам, я приехал на студию и сидел в гримерке, думая, стоит мне переодеваться или нет. Где-то без десяти восемь Сеннетт заглянул ко мне и сказал:

– Чарли, нам надо поговорить. Жду тебя в гримерке у Мэйбл.

Его тон был на удивление дружелюбен.

– Да-да, иду, мистер Сеннетт, – сказал я, следуя за ним.

Мэйбл в гримерке не было, она просматривала отснятый материал в проекционной комнате.

– Послушай, – сказал Мак, – ты очень нравишься Мэйбл, ты нам всем очень нравишься, и мы считаем, что ты очень хороший артист.

Я был сильно удивлен такой резкой перемене тона и тут же начал таять:

– Я очень уважаю мисс Мэйбл, восхищаюсь ею, но не думаю, что она может снимать фильмы, – она слишком молода.

– Так вот, что бы ты ни думал, держи это при себе и давай работать, – сказал Сеннетт и ободряюще похлопал меня по плечу.

– Ну, так это как раз то, что я и пытаюсь делать.

– Постарайся найти с ней общий язык и подружиться.

– Позвольте мне снимать самому, и не будет никаких проблем.

Мак на минуту задумался.

– А кто оплатит расходы, если мы не сможем запустить фильм?

– Оплачу я, положу на депозит пятнадцать сотен в любом банке, и если картина не пойдет – заберете деньги со счета.

– Сценарий есть? – немного подумав, спросил Сеннетт.

– Сколько угодно.

– Хорошо, заканчивайте этот фильм вместе с Мэйбл, а там посмотрим.

Мы пожали друг другу руки, как старые друзья. Чуть позже я заглянул к Мэйбл и извинился, а вечером Сеннетт пригласил нас с ней на ужин. На следующий день Мэйбл была со мной ласкова как никогда. Она даже обращалась ко мне за идеями и предложениями. И вот, к невероятному удивлению всей съемочной группы, мы успешно закончили съемки. Внезапное изменение в настроении Сеннетта порядком удивило меня, и только через месяц мне стали известны причины. Оказывается, Сеннетт уже был готов уволить меня в конце недели, но на следующее утро после моей ссоры с Мэйбл он получил телеграмму из нью-йоркского офиса, в которой просили поторопиться со съемкой фильмов с участием Чаплина, поскольку они стали неимоверно популярны.

Как правило, «Кистоун Камеди» выпускала в среднем двадцать копий одного фильма. Подготовка тридцати копий считалась для фильма большим успехом. Количество копий моей последней картины, четвертой по счету, равнялось сорока пяти. Вот вам и дружелюбие Макса после полученной телеграммы.

В те дни механика съемок была довольно простой. Я должен был знать, с какой стороны происходит вход или выход из кадра – с левой или правой. Если один артист выходил справа, то другой – входил слева, если выход был в сторону камеры, то другой артист входил в кадр спиной к камере. Понятно, что это были только базовые правила.

Если камера расположена слишком близко или слишком далеко, то это может увеличить эффект или испортить всю картинку. Из-за важности экономии движения в эпизоде актера не заставляют двигаться там, где он не должен этого делать, за исключением особых случаев, в конце концов, движение в кадре не столь уж и драматично. Вот почему постановка и поиск кадра влияют на общую композицию и выгодное или эффектное появление персонажа в объективе, а следовательно и в снимающемся эпизоде. Работа камеры является своего рода кинематографической модуляцией. Более того, никто не утверждает, что крупный план всегда лучше общего плана. Крупный план – это вопрос более эмоционального восприятия, но в некоторых случаях общий план бывает гораздо эффектнее.

Примером этого может послужить одна из моих ранних комедий – «Катание на коньках». Бродяга появляется на льду и катается на одной ноге, он скользит, делает повороты, врезается в людей и сбивает их с ног, то есть переворачивает все с ног на голову, а потом исчезает с первого плана, оставляя на нем людей, лежащих на льду. Сам же появляется маленькой фигуркой на заднем плане, усаживается среди зрителей на трибуне и с невинным видом наблюдает за хаосом, который сам же и устроил. И вот тут выясняется, что маленькая фигурка бродяги на заднем плане выглядит гораздо смешнее, чем все, кто оказался на переднем.

Начав самостоятельно снимать свой первый фильм, я вдруг понял, что уверенность моя оказалась далеко не той, которая была нужна в данной ситуации. Более того, я испытал приступ легкой паники, и только похвальная оценка Сеннетта, просмотревшего материалы первого съемочного дня, снова вселила в меня уверенность. Фильм назывался «Застигнутый дождем». Конечно же, это был далеко не шедевр, но картина получилась смешной и понравилась зрителям. После окончания съемок я обратился к Сеннетту с просьбой оценить мое первое творение. Я ждал его у входа в смотровую комнату.

– Ну что, готов снимать следующий? – спросил он.

С тех пор я сам писал сценарии для своих комедий и сам снимал их. В качестве прибавки к гонорару Сеннетт платил мне бонусные двадцать пять долларов за каждую картину.

Он практически усыновил меня и каждый вечер забирал с собой на ужин. Обсуждал со мной сценарии фильмов, которые снимали другие группы, а я в ответ выдавал самые абсурдные идеи, некоторые из них носили исключительно личный характер и вряд ли были бы понятны зрителю. Однако Сеннетт смеялся над всем, что я ему рассказывал.

Теперь, когда публика начала смотреть мои фильмы, я стал обращать внимание на то, как по-разному зрители реагировали на все, что видели на экране. При объявлении имени компании, в моем случае – «Кистоун Камеди», по залу проходила волна легкого возбуждения, мое первое появление, даже если я не успевал что-либо сделать, вызывало крики радости и предвкушение смешного кино, и это было настоящим признанием. У зрителей я был любимчиком, и если бы мог продолжать жить точно так же, то был бы этим очень доволен, ведь вместе с бонусом я получал теперь двести долларов в неделю.

Я был так поглощен работой, что времени на бар «Александрия» и встречи с моим полным сарказма приятелем по имени Элмер Эллсворт у меня просто не было. Я случайно встретил его на улице через несколько недель.