Я слышу, как ты дышишь - Остин Марс

Он допил вино, поставил бокал, посмотрел на Веру, на окно за ее спиной, опустил глаза. Она тихо сказала:

— Лика его закрыла?

— Он так говорит, — двинул плечами министр, провернул в пальцах пустой бокал, немного сполз по спинке кресла, устраиваясь удобнее, посмотрел на Веру долгим задумчивым взглядом, опять стал изучать бокал. — Экспертизы не получилось — при взрыве такой силы вообще мало что можно установить. Магическая экспертиза основывается на ментальных следах в пространстве, идеально, когда это пустая комната, там мало людей и артефактов, никто не колдовал и не двигал мебель, тогда следы четкие и видно каждое движение, даже спустя несколько дней. А магический взрыв дает сильную волну, которая размазывает следы и ничего не видно потом. Мы знаем все только со слов Санта. Он говорит, она первая поняла, что происходит, оттолкнула его и закрыла, она уже видела таких раненых, знала… Он клянется, что женится на ней, даже если она никогда не встанет. Но вряд ли ему разрешат.

Повисла тишина, он молча вертел в пальцах бокал и смотрел в огонь, она пыталась отогнать мрачные мысли, но погружалась в них все сильнее, как тонущий в болоте человек, который своими попытками выбраться оставляет себе все меньше шансов.

— Вера?

Его голос заставил вздрогнуть, она подняла глаза на секунду и сразу же опустила — выдержать его прямой взгляд было слишком сложно, у нее голова начинала кружиться от этого, его лаково блестящие в темноте глаза выглядели бездонными и безумными.

— Вера, ты от меня никогда не отделаешься. Я буду самым покладистым отморозком в мире, так что просто смирись и не давай мне поводов бить людей, которые виноваты только в том, что подошли к тебе слишком близко, это плохо влияет на политику и рабочую атмосферу в отделе.

Ее качало от нереальности происходящего, хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон и не бред. Министр повысил голос:

— Вера, ты меня услышала?

— Да.

Его голос с тенью угрозы неприятно чесал против шерсти, Вера надеялась, что никогда больше не услышит этот тон. На секунду подняла глаза и опять опустила, он чуть улыбнулся и кивнул:

— Наливай, — выпрямился и стал с хрустом разминать плечи, она достала бутылку, налила, убрала, взяла свой бокал. Министр поднял свой, шутливо провозгласил:

— За взаимопонимание.

Она ненатурально улыбнулась и сделала крохотный глоток, который обжег губы и язык, расплескался жаром по горлу и испарился где-то на полпути вниз, не согрев и не расслабив. Ей было холодно, она забралась на диван с ногами и укутала ступни юбкой, но лучше не стало.

— Мерзнете?

— Немного.

— Завтра привезут ваши вещи, которые я заказал. А сегодня надо одеяло второе достать, напомните мне потом.

— Хорошо.

Он кивнул и потянулся к камешку, Вера попыталась остановить его жестом, но локоть неловко соскользнул с подлокотника и она коснулась пальцами его руки, сразу отдернула и села ровно, тихо сказала:

— Не надо, хватит.

— Надо, Вера. Иначе вы будете продолжать думать, что Георг бывает прав.

Она поморщилась и отвела глаза, он нажал на камень. Король продолжил поливать его грязью, Вера не выдержала и выключила, оставив руку на камне, министр посмотрел на ее ладонь, посмотрел в глаза, медленно отвернулся к огню и отпил вина. Она убрала руку и тоже устроилась удобнее, стало тихо, за окном свистел ветер, в камине щелкали, раскалываясь, свежие поленья, с шорохом осыпались угли от прогоревших… Министр выглядел так, как будто сейчас схватится за голову, сгорбится и зарычит как раненый зверь, вот прямо сейчас, сейчас…

Но "сейчас" не наступало, он сидел неподвижно, держал бокал и смотрел в огонь, а у Веры сердце дрожало от ощущения, что ему дико больно.

— Чем вы занимались эти два года? — максимально спокойно спросила она, сама понимая, что прозвучало ненатурально, он не посмотрел на нее, но губы дрогнули в насмешливой улыбке — он понял, что она поняла.

"Сейчас допьет и уйдет. Сейчас. Прямо сейчас."

Но это "сейчас" тоже не наступало, она почти видела, как он встает и уходит, видела на его лице это вежливое выражение запертой двери — не то чтобы "не ваше дело", но все же "вам лучше не знать".

Она перестала пытаться врать и позволила своему голосу звучать как получится, вышел дрожащий, чуть слышный шепот:

— Это та "учеба", после которой вы вернулись…

— Да, грубым и безжалостным, — мрачно усмехнулся министр, — потому что сложно быть милым с человеком, который приказал тебя отравить и бросить в реку, предварительно покалечив. Чем я занимался — руку лечил. Это довольно сложно без денег и документов, в отсталой стране без нормальной медицины. Меня снесло течением в долину У-Сун, там пустыня и горы, река очень грязная, пока выбрался, я успел собрать в рану всю заразу, которую туда слили три провинции выше по течению, рана воспалилась, были повреждены кости и сухожилия, пришлось становиться правшой. Мне повезло, на меня почти сразу наткнулась банда разбойников, у них нашлись кое-какие лекарства и спиртное, удалось продезинфицировать руку и другие раны. Я забрал их лошадей и оружие, пошел в сторону ближайшей деревни, но другая банда нашла трупы и догнала меня, а я как раз остановился на ночлег и решил пролечиться от инфекций изнутри тоже, влив в себя все спиртное, которое нашел у разбойников. Вторая банда пыталась со мной говорить, но у них ничего не получилось, они решили, что я не говорю на местном диалекте цыньянского, я потом прикинулся, что так и есть, я на них не похож внешне, так что это было бы логично. Все цыньянцы разные, в провинции Сун самые высокие ростом мне до подбородка, и все смуглые как печеное яблоко, там без гадалки ясно, что я не местный. На следующий день они мне предложили поработать на них взамен на лечение, я согласился, но через время понял, что просчитался — меня лечила старая шаманка, травами и молитвами, рана опять воспалилась, кости так и не собрали. Вернуться с такой рукой… не лучшее решение, скажем так. Калека не может быть правителем, тем более, королем, это во всем мире так, не только в Карне. А мне нужно было вернуться… не просто вернуться и все, я должен был с умом это обставить, разузнать о ситуации, придумать причину своего отсутствия. Он же не просто так меня в живых оставил, он что-то соврал об этом, и я должен был узнать, что именно.

Он замолчал, Вера тихо спросила:

— И что он соврал?

— А всем по-разному, — иронично развел руками министр, — одним сказал, что я уехал учиться, другим — что сбежал от ответственности за должностные преступления. Есть способ точно узнать, жив ли конкретный человек, и насколько здоров, когда кто-то пропадает, это первое, что делают. И естественно, ритуал показал, что я жив и почти в порядке, но на работу я не явился и домой из Красного Квартала не пришел, я пропал вместе со слугой, на утро после объявления о реорганизации министерства внутренних дел. На всех площадях вывесили списки преступников и их преступлений, тогда пропало очень много людей, часть потом вернулась, часть больше не нашли. Меня искали долго, мой портрет висел на каждом углу, по всей империи, но я буквально за месяц загорел до черного, отпустил бороду и обрезал волосы, меня никто не узнавал. С рукой становилось все хуже, я собрал оружие и коня и сбежал. Там пустыня, особо не побегаешь, особенно, когда за тобой гонятся, так что через время я прикормил стаю шакалов, завернул в свою одежду кусок мяса и отдал им, бросил там же оружие и коня, ушел пешком. Они должны были поверить, что меня съели, и не преследовать дальше.