📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгУжасы и мистикаЧертовар - Евгений Витковский

Чертовар - Евгений Витковский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 111
Перейти на страницу:

К тому же понять умом требовалось не одну только Россию. Великий Ленточный Змей, свернувшийся вокруг Киммерии, определял скорость времени в Киммерии, замедляя и убыстряя таковое; обычно время шло с опережением на три месяца, не более, но сейчас положение неприятно изменилось. Змей, говоря по простому, запаршивел. Полипы брали сами себя на измор вечным вопросом: «Кавель — Кавеля?.. Кавель — Кавеля?..» Минуты и секунды застревали в ловушке вопроса, и лишь в краткое мгновение паузы могли проскользнуть обычным путем из будущего в прошлое, поэтому норовили сделать это как можно быстрей. В итоге там, где для Внешней Руси и прочего мира прошло менее шести месяцев, в Киммерии прошло почти пятьдесят. Но болезнь была не своя, не киммерийская, поэтому и лечить Змея и Время предстояло тем, кто окажется снаружи. Веденей пропал. Архиепископ Аполлос вновь благословил. Кирия Александра приказала. Мирон вывел. Путники пошли.

В двух примерно верстах к западу от вечной границы Киммерии, которую своей спиной образовывал здесь, как и везде, Великий Змей, у Мирона была поставлена заветная избушка, где обычно инструктировал он уходящих во Внешнюю Русь познавателей, где порою давал он приют очень уж надорвавшимся на священной снабженческой службе офеням, где лежали у него запасы дров, непортящейся таежной снеди и где всегда имелось немного спиртного на крайний случай. Здесь же находили приют и немногие тайные друзья Мирона — к примеру, известный многим людям и не людям реликтовый, кустарниково-побегучий мыслящий рояль Марк Бахштейн; иной раз появлялся тут в полнолуние и знаменитый призрак по кличке Дикий Оскар, — был этот призрак некогда хорошим человеком и знатным писателем, а теперь прибился к Киммерии и выполнял по случаю самые неподъемные из поручений архонтов, особенно такие, которые касались призраков и разной другой призрачной, однако досаждающей небывальщины. Здесь, конечно же, был назначен и первый привал для отправленной во Внешнюю Русь нынешней спасательной экспедиции.

Мирон Вергизов нагнал путников на крыльце: бедолаги не решались вскрыть запертую дверь, хотя ясно было, что Варфоломей снял бы ее с петель двумя пальцами. Вечный Странник достал шестивершковый ключ, вошел сам и пропустил всех внутрь; уже сильно стемнело, хотя приполярный день сменялся в августе на некое подобие ночи лишь очень коротко; видимо, сейчас дело шло к полночи. Мирон достал керосиновую лампу, влил немного яшмового масла, чиркнул о подошву спичкой и стал подравнивать фитили. Гости тем временем кое-как разместились, и жалобно, почти предсмертно задышала, затрещала лавка под каменной задницей богатыря.

Загремели выкладываемые на стол термосы, каждый — истинное чудо киммерийской работы, полый мамонтовый бивень с выдутой по форме изгиба колбой, с притертой пробкой, вырезаемой традиционно из того же куска кости, что и сам термос. Застучали сухие галеты, зашуршала сухая мушмула из пакета, врученного Варфоломею женой при расставании. Вообще-то на сексуальной почве у Варфоломея в связи с неукротимой его силищей был каждый второй месяц с женою развод: баба его, не выдержав очередной поломанной кровати, сбегала к родителям. Но проходил еще месяц, огорчения забывались, и любящие супруги воссоединялись на Витковских Выселках. Стал разворачивать что-то, тоже от жены при расставании полученное, академик киммерийских наук Гаспар Пактониевич Шерош. Федор Кузьмич, холостой медик экспедиции, раскурил трубку. А сам Мирон Вергизов, заранее прибавив света в лампе, чтобы театральный эффект был сильней, откинул капюшон и впился в лица зрителей: он обожал это мгновение, обожал испуг и отвращение в глазах путников, представая им в истинном своем, опаленном огнями Верхнего Рифея, облике. Бывало, что и вскрикивали гости. И хуже тоже бывало, особенно в былые времена чувствительности и сентиментализма.

Ничего, однако, не произошло: Федор Кузьмич вообще не глянул в сторону Вечного Странника, академик глянул, но всего лишь с интересом, а богатырь посмотрел на Вергизова с сожалением, что-то вроде «эк угораздило тя, болезного…». Сценический эффект пропал даром, и Вергизов обиделся.

Булыжник за пазухой для ближнего на подобные случае у него всегда был тут как тут.

— Рискованные вы люди, — начал он, — Самоуверенные, чтобы не сказать — жестоковыйные. Как осмелились вы оставить Киммерию без единого человека, который свободно говорил бы на родном языке? Ведь если и ваша экспедиция не вернется из Руси, то вся сумма знаний Киммерии, все творения великих киммерийских бардов, древних и новых, некому будет не то что оценить — их некому будет просто прочесть!

Действительно: старинным, сложным, одновременно и громоздким и гибким старокиммерийским наречием, принесенным древними киммерийцами с исторической родины — из Крита ли, из Египта ли, а то и вовсе из Атлантиды, — владели в совершенстве во всем Киммерионе и окрестных весях лишь гипофеты, толкователи бреда, извергаемого малограмотными старухами-сивиллами, да академики киммерийских наук. Ныне Киммерию покидали последний гипофет и последний (вообще-то единственный) академик: древний город на сорока островах оставался без носителей родного языка, оба гипофета, и старший, Веденей, и младший, Варфоломей, не успели обзавестись сыновьями, стало быть, по традиции, прорицания дальше могли иметь место, но понять их стало бы — в случае гибели обоих — уже некому. А знавший язык лучше них всех, академик Гаспар Шерош, так тот и вовсе никого ничему и никогда не учил, только сам знай учился, учился, и еще раз всю жизнь учился.

Вергизов победно обводил гостей глазами — уже в который раз, когда старец Федор Кузьмич выпустил облако душистого виргинского дыма, и со всей возможной вескостью ответил:

— Это серьезное упущение, Мирон Павлович. Это значит, что лично вам придется в самом скором времени, не позднее чем, скажем, завтра, набрать группу учеников и заняться преподаванием им этого столь важного для Киммерии, столь драгоценного наречия. В самом деле, должны же киммерийцы читать киммерийских авторов в оригинале!

Вергизов как-то в пылу ядовитой обиды забыл, что на упрощенных формах языка древнего Кеми в городе ругаются решительно все рыночные торговки, из которых с годами порой — в случае известных провинностей — получаются недурные сивиллы, — а уж о том, что на этом же самом языке с Великим Змеем не далее как нынче вечером беседовал он сам, не подумал вовсе. Мирон Вергизов отлично знал подлинные имя и фамилию Федора Кузьмича — и мог не сомневаться, что надлежащие инструкции по набору групп ускоренного изучения старокиммерийского языка, по его преподаванию и по многому такому, чего не видал он и в страшном сне, он в ближайшие дни, а то и часы, он от архонта кирии Александры Грек получит. И поди откажись. И начни доказывать, что ты не человек вовсе. Минойский кодекс для всех един, и подпадает неподчинение воле архонта под знаменитую трехсотую статью этого кодекса: «А ежели еще кто какое преступление учинит, тому смерть, либо же, по долгому размышлению, простить вовсе, но на тот случай никогда более не ссылаться»; все знали формулировку именно до этого места, но имелось ниже еще и продолжение самыми наимельчайшими буковками; «…а будет на то воля архонта — так изгнать преступника из Киммерии вовсе». Изгонять единственного в Киммерии пограничника за пределы страны — с кого такое станется? Увы, кирия Александра Грек — женщина властная, и с нее станется что угодно.

1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 111
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?