Трон любви. Сулейман Великолепный - Наталья Павлищева

От растерянности валиде не сдержалась и… намекнула, что Караман слишком близко от Багдада и Тебриза, что это может плохо повлиять на Мустафу. Нет, она вовсе не предательство или что-то подобное имела в виду, а то, что там шех-заде отвыкнет от традиций и правил Стамбула, отвыкнет от самой власти, потому что там иное… Караман не плох и не хорош, но он далеко от Стамбула, и этим все сказано.

Сулейман услышал другое: Караман ближе к Багдаду и Тебризу? Не только из-за расстояния, а по положению. Наследник далеко на востоке, это опасно? Глаза султана сузились, мать, сама того не желая, заронила в его душу первые семена подозрительности и недоверия к Мустафе.

Она старалась исправить, говорить о том, что, Мустафа, конечно, будет хорошим правителем, но он еще так молод, так неопытен, чтобы отправлять его далеко без отцовского присмотра, что он легко может попасть под влияние… Хафса останавливалась, кляня себя за необдуманные слова, которые вырывались против воли просто из-за отчаянья.

Султан снова хмурился, мать словно предупреждала, что, отправив наследника так далеко, он сам толкает Мустафу на бунт против отца. Что может быть для Повелителя страшней? Валиде понимала, что своим заступничеством сделала только хуже, теперь у Сулеймана в душе родилось недоверие к шех-заде.

Но исправить уже невозможно, любые слова будут только усиливать это подозрение.

– Это Хуррем посоветовала отправить Мустафу подальше от Стамбула?

Еще хуже, теперь Повелитель нахмурился окончательно, едва сдерживаясь, чтобы не наговорить дерзостей матери, буркнул:

– Я способен сам принимать важные решения.

Этот ответ не изменил уверенности валиде, что назначение Мустафы в Караман дело рук Хуррем.

Так же решила и Махидевран. Услышав о таком решении, несчастная баш-кадина едва не расплакалась на виду у султана.

– Как прикажете, Повелитель…

– В связи с этим Мустафе нужно подобрать гарем, что за правитель без наложниц? Разрешаю взять из гарема любых девушек и служанок, которых ты считаешь подходящими. Если таких мало, пусть кизляр-ага купит новых.

Махидевран едва сдержалась, чтобы не съязвить, что хочет взять Хуррем! Вот это было бы здорово…

А та тут как тут:

– Махидевран, может, возьмешь пару моих служанок, они молодые, красивые, смирные. Мне валиде подарила двух славянок, не знаю, куда девать.

– Шех-заде Мустафе нужны красивые и умные девушки, а не такие, как у тебя, способные только болтать.

Роксолана сладко улыбнулась:

– Они красивые и умные, сама валиде отбирала. Кстати, одна из них очень нравится шех-заде Мустафе…

Сулейман не удержался:

– Мустафе нравится девушка?

Махидевран возмутилась:

– Повелитель, это все выдумки Хуррем!

– Нет, Повелитель, печально, что мать не замечает увлечений сына, но одна из девушек, Айша, действительно привлекла внимание шех-заде. Она достойная девушка, валиде купила Айше для Михримах, но тут нашей дочерью занялась Перихан, вернее, та, которая себя за нее выдавала, ну, вы помните…

Больное место, Сулейман до сих пор чувствовал вину за всю историю с Перихан, а потому коротко кивнул:

– Хорошо, Махидевран, возьми в гарем эту Айше.

Султану надоела женская болтовня, он показал, что занят, кадины поспешно покинули комнату своего хозяина.

Выйдя из покоев султана, Роксолана не преминула поддеть Махидевран:

– Айше нарожает вам внуков…

– Это твоя шпионка? Я прикажу удавить ее по дороге!

– Ай-ай, а если шех-заде Мустафа и впрямь любит эту девушку?

– Кто она такая, чтобы ее любил мой сын?!

– Наложница, как и вы, баш-кадина, и я.

Махидевран, и без того доведенная известием до отчаяния, прошипела сквозь зубы:

– Сравнила себя со мной…

– Да, кто вы, и кто я… – ласково пропела Роксолана. – Вы мать наследника, который отправится в Караман, а я, несчастная, буду со своими детьми здесь.

– Когда мой сын, ныне наследник, станет султаном, я прикажу бросить тебя в Босфор в кожаном мешке первой!

Махидевран, не в силах с собой справиться, шагнула к Роксолане, словно намереваясь снова вцепиться той в волосы, как уже бывало однажды. Но теперь Роксолана не та, она с кошачьей грацией отстранилась, притворно ахнув:

– Ай! А я бы, став валиде, выделила вам лучшие покои в гареме, уважая вашу старость!

Повернулась и отправилась к себе, чувствуя, как спину обжигает полный ненависти взгляд Махидевран. И ведь к словам нельзя придраться, даже к слову «старость», оно могло означать, что к тому времени, когда одна из них станет валиде, пройдет много времени.

Махидевран старалась скрыть злые слезы, но они упорно выступали на глазах. Было понятно, что любое слово может вызвать настоящие рыдания. Хафса смотрела на баш-кадину и не могла найти слов утешения, хотя надо бы не утешать, а поздравлять – ее сын признан взрослым, назначен правителем провинции. Настоящий наследник.

Но провинция отдаленная, не Маниса, где обычно набирались опыта наследники, а Караман – на востоке. Но главное – самой Махидевран не будет в Стамбуле, потому что мать шехзаде должна отправиться с сыном, чтобы там организовать жизнь гарема, подобрав девушек, следя за порядком…

Уехать из Стамбула, оставив Хуррем подле Повелителя одну?!

Хуррем, этот демон из преисподней, победила, добившись от Повелителя должности наместника для Мустафы как можно дальше от Стамбула. Непонятно, то ли доверие, то ли ссылка. Несчастная Махидевран считала, что второе. Конечно, она не бросит сына, он еще так молод, и хотя за наследником есть кому присмотреть, с ним будут серьезные наставники, гарем создавать Махидевран. Этим назначением ее обрекли на прозябание в дальней провинции, в жаре, почти на краю света.

Почему не Маниса, благословенная Маниса, где Махидевран все близко и знакомо, где родился сам Мустафа, где и должен править наследник? Для кого Повелитель приберег Манису? Думать об этом было страшно.

Мучилась и валиде. Султан отправил старшего сына в Караман. Конечно, провинция большая, но она к Багдаду ближе, чем к Стамбулу. Дальше только вон Алеппо или Трапезунд. При мысли о Трапезунде ей стало не по себе. Туда в свое время сослал неугодного Селима его отец Баязид, но у Баязида была причина злиться на сына, потому что тот поднялся против отца, к тому же Селим был младшим. Мустафа старший и повода ссылать себя не давал.

Почему? За что? Эти вопросы просто рвались из сердца у обеих женщин. Валиде могла бы прожить без Махидевран и Мустафы, но только если бы старший внук отправился в Манису, но не в далекий Караман.

Но Хафсу больше терзало понимание, что своим неудачным разговором заронила в душу султана сомнения в верности старшего сына. Сулейман и без того подозрителен, а теперь будет думать о Мустафе как о возможном сопернике. Вай, как нехорошо…