И пели птицы... - Себастьян Фолкс

В Лондон он вернулся, питая к Англии обновленные чувства. Все прошлые обиды, вся прежде подавлявшаяся ожесточенность обратилась в ненависть к немцам. Стивен мечтал о том, как будет громить их и уничтожать, старательно вскармливая и вспаивая в себе новое чувство: у него появился осязаемый враг.

На вокзале Виктория он столкнулся со знакомым — состоявшим прежде в запасе клерком по имени Бриджс.

— Никак не можем набрать полный батальон, — пожаловался тот. — Всего нескольких бойцов не хватает. Если поступите к нам, мы уже к Рождеству окажемся во Франции. Будьте же человеком!

— Но я не прошел подготовку, — сказал Стивен.

— Проведете уик-энд в Нью-Форесте, вот вам и подготовка. Да и сержант посмотрит на это сквозь пальцы. Поступайте. Нам страх как не терпится сцепиться с ними.

Так Стивен и сделал. Правда, во Франции они оказались не к Рождеству, а лишь следующей весной. Их распределили по двум регулярным батальонам, и уже очень скоро они воспринимали себя как профессиональных солдат.

Поначалу Стивен думал, что война будет вестись традиционными методами и закончится быстро. Но потом увидел пулеметчиков, которые поливали очередями цепи идущей в атаку немецкой пехоты, — так, точно обычная человеческая жизнь вообще не имела ценности. Стал свидетелем того, как во время артподготовки полегла под снарядами половина его взвода. Он начал привыкать к виду и запаху разорванных в клочья тел. Наблюдал за тем, как ожесточает солдат механическая массовая бойня. И пришел к выводу: мир надломился и починить его некому.

Он мог протестовать, а мог и смириться с этим. Но взамен просто освоил науку убийства. Старался сохранять мужество, надеясь, что это поднимет дух его солдат, ослепленные, бессмысленные лица которых он различал сквозь кровь и грохот орудий. Если все это допускается, попадает в рапорты и газеты, да еще и приукрашивается, думал он, то на каком же пределе смогут они остановиться? Он начал думать, что худшее еще впереди, что им еще предстоит увидеть взаимное истребление такого масштаба, какой никому и не снился.

Когда Стивен сошел вниз, завтрак уже стоял на столе. Капитан Грей мастерски подыскивал себе и своим офицерам хорошие места для постоя, а денщик его, Уоткинс, обучался когда-то на повара в ресторане лондонского отеля «Коннот». Правда, фронтовой рацион и скудость выбора деревенских продуктов делали его искусство бесполезным, но тем не менее Грей встречал его стряпню с энтузиазмом. За стол Грей всегда усаживался первым.

— Хорошо поспали, Рейсфорд? — спросил он, оторвав взгляд от тарелки. — Харрингтон поднимался вчера наверх взглянуть на вас; по его словам, вы спали мертвым сном.

— Да, как ребенок. Думаю, причина в свежем воздухе.

Грей хохотнул:

— Ну, садитесь, ешьте. Вот омлет. Я посылал Уоткинса на поиски бекона, но пока безрезультатно. Впрочем, французский бекон и в лучшие-то времена был несъедобен.

Офицером Грей был не совсем обычным. Солдаты его побаивались. Вместе с тем этот человек, усвоивший резкий тон и манеры кадрового офицера, отдавал большую часть свободного времени чтению. Грей неизменно носил в кармане томик стихов, а в каждой его землянке всегда висела над кроватью полка, ассортимент которой он пополнял, пачками заказывая книги в Англии. Из университета он вышел врачом, к началу войны работал хирургом. В его маленькой библиотеке избранные труды психиатров венской школы соседствовали с романами Томаса Харди. После того как военный суд под его председательством приговорил к расстрелу молодого солдата, Грей приобрел репутацию строгого командира. Впрочем, он любил поговорить о том, что солдат необходимо понимать и поощрять. Детство, проведенное в равнинной Шотландии, наделило Грея суховатой насмешливостью и практичной осторожностью, смягчавшей наиболее абстрактные из его военных и психологических теорий.

Прожевав сильными челюстями последний кусок хлеба с омлетом, Грей налил себе еще чашку кофе.

— Симпатичный у нас домик, верно? — сказал он и, отъехав вместе с креслом от стола, закурил сигарету. — Доктора умеют устраиваться с удобством, в этом на них можно положиться. Вы хорошо знаете Францию?

— Неплохо, — ответил Стивен, садясь и накладывая себе в тарелку омлет. — Я провел здесь некоторое время перед войной.

— И долго?

— Около четырех лет.

— Боже милостивый! Так вы, наверное, говорите по-французски не хуже местных?

— Думаю, теперь я уже кое-что подзабыл, но когда-то владел языком изрядно.

— Это может оказаться полезным для нас. Правда, сейчас мы с французами почти не сталкиваемся, но кто знает, кто знает. Война продолжается… Как ваш взвод? Вам нравится командовать?

— Нам сильно досталось. Большие потери.

— Да, конечно. Но вы-то как? С солдатами ладите?

Стивен отпил кофе.

— Думаю, да. Хотя не уверен, что они относятся ко мне с настоящим уважением.

— Но подчиняются?

— Да.

— И вы полагаете, что этого довольно?

— Наверное.

Грей встал, подошел к мраморному камину, загасил в нем сигарету.

— Вам нужно добиться их любви, Рейсфорд, весь секрет в этом.

Стивен поморщился:

— Зачем?

— Тогда они будут лучше сражаться. И лучше относиться к тому, что делают. Они же не захотят расставаться с жизнью в угоду какому-то лощеному нахалу.

Жилистое тело Грея подергивалось от воодушевления, пронзительный взгляд искал в лице Стивена знаки согласия. Говоря, он подчеркивал каждое слово быстрым кивком.

— Ну, может быть, — сказал Стивен. — Я стараюсь быть для них примером.

— Не сомневаюсь, Рейсфорд. Я знаю, вы ходите с ними в дозоры, перевязываете их раны и так далее. Но любите ли вы их? Отдали бы за них жизнь?

Стивен начал ощущать себя чем-то вроде предмета научного изучения. Он мог бы сказать: «Да, сэр» — и тем прервать разговор, однако неофициальная, задиристая манера Грея хоть и действовала ему на нервы, но взывала к прямоте.

— Нет, — ответил он. — Полагаю, что нет.

— Так я и думал, — сказал Грей и издал короткий торжествующий смешок. — Это потому, что вы слишком высоко цените свою жизнь. Думаете, она стоит больше, чем жизнь простого солдата?

— Вовсе нет. Не забывайте, я сам был простым пехотинцем. Вы же и представили меня к офицерскому званию. Дело как раз в том, что я не так уж и ценю свою жизнь. Не ощущаю масштаба всех этих жертв. И не знаю, что чего стоит.

Грей снова присел за стол.

— Что-то я вас не до конца понимаю, — сказал он и вгляделся в лицо Стивена, состроив гримасу пародийного замешательства, но затем усмехнулся. — Впрочем, не беспокойтесь, я в этом разберусь. Вы сможете, если захотите, стать хорошим солдатом. Пока не стали, но сможете.