Песни Петера Сьлядека - Генри Лайон Олди

Матерь Божья, может, у них и тюрьмы нет?!

Освальд хотел пристать с вопросами к стражнику, но постеснялся. Глупо как-то, да и неловко… Вспоминая принятое в Аугсбурге «Установление о преобразовании хорошей полиции», которое не удалось воплотить в жизнь даже под угрозой штрафа в размере двух марок золотом, он миновал площадь. Двинулся дальше по спуску Андрея Мускулуса, как утверждала табличка в начале. Вскоре на пути обнаружилась скобяная лавка. Еще утром, покидая дом ван Хемеартов, поверенный заметил, что малые ножны на поясе пусты. Видать, нож выпал, когда лошадь сбросила всадника. А вещь в дороге полезная, разъездному человеку без этого нельзя!

– Что угодно? – выскочил навстречу шустрый скобарь, топорща ежик седых усов.

– Нож желаю подобрать. К старым ножнам.

– Давайте-ка сюда ваши ножны, уважаемый. Сейчас, сейчас… – Скобарь был подслеповат: ножны поднес к самым глазам, долго разглядывал, отчаянно щурясь и моргая. Потом нырнул за прилавок. – Прошу! Извольте примерить!

Первый клинок болтался цветком в проруби. Освальд хотел выругаться, но промедлил, и верно сделал: четыре остальных ножа вошли в ножны идеально. Выбор пал на третий: легкий муар по лезвию, рукоять из оленьего рога. Заточка – бриться впору.

– Берете?

– Беру. Сколько с меня?

В ответ лавочник звонко щелкнул пальцами у самого уха клиента. Подкинул на ладони возникшую монету.

– Вам со скидкой, уважаемый. Сами видите: лишнего не возьму.

– Спасибо. Рад был знакомству, товар превосходен… – мямлил Освальд, пятясь к выходу. Он все ждал, что хозяин сейчас его окликнет: «Ладно, я пошутил. С вас четверть флорина». Клянусь спасением души, заплатил бы с чистым сердцем. Не привык ходить в должниках, а тут, в леденцовом чистеньком Гульденберге…

Скобарь промолчал, и ван дер Гроот беспрепятственно вышел из лавки. Тронул пальцем нож: не растаял ли в воздухе? Ощупал кошель под полой шубы. «Может, у них обычай такой: приезжим в первый день всякую мелочь бесплатно дарить? – ухватился Освальд за соломинку. – Мориц говорил: гости тут редкость, значит, убыток невелик…» Мысль выглядела бредом сумасшедшего. Хихикнув, господин поверенный перешел спуск. Здесь располагалась винная лавка, где, как принято в подобных заведениях, торговали «на вынос и распивочно». Бегло осмотрев ряды пыльных бутылей и бочонков, он с самым непринужденным видом спросил кубок мальвазии. Вино оказалось отменным, а хозяин лавки не замедлил подтвердить безумную догадку: вынул плату из-под воротника Освальдовой шубы и сунул себе в карман. Даже не вздумав препятствовать, когда клиент заказал второй кубок, выпил залпом и пошел прочь!

«Кто из нас двоих рехнулся – я или город?!»

В течение последующих трех часов ван дер Гроот стал счастливым обладателем новой шляпы, походной чернильницы с крышкой, футляра для перьев, перстня-печатки, флакончика с розовым маслом, пояса с массивной пряжкой из серебра, умывального таза, вызолоченного снаружи, дражуара для конфет, подсвечника в виде Нептунова трезубца, набора столовых ложек с самоцветами на черенках, а также объемистой сумки из прекрасно выделанной телячьей кожи, куда счастливчик сложил все приобретения, кроме шляпы (ее надел вместо старой). Все это досталось господину поверенному совершенно бесплатно. Если, конечно – ха-ха! – не считать «платой» монеты из-за уха, исправно выхватываемые продавцами.

Нагруженный имуществом, он утомился бродить по городу, собирая дань с общего безумия, и ощутил голод. К счастью, харчевня под соблазнительным названием «Грех чревоугодия» уже манила страждущих ароматами жаркого. Расположившись в уголке и сделав заказ: миска серого гороха со шкварками, каплун на вертеле и большая кружка темного пива, – Освальд с увлечением предался означенному на вывеске греху, мимоходом наблюдая за другими посетителями. Милейшие гульденбергцы чем дальше, тем больше вызывали в нем самый живой интерес. Тем паче что с недавнего времени интерес получил новый, отнюдь не бескорыстный толчок. Вскоре внимание было вознаграждено. Да так, что сердце на миг, словно в балладе хлыща-трубадура, «сладко замерло в груди». Все посетители – все?! все! абсолютно все!!! – рассчитывались за еду-питье до боли знакомым способом: монетка из-за уха, и привет! Предположить, что сегодня в харчевне собрались пообедать исключительно приезжие, отмечая первый день прибытия в славный Гульденберг, было невозможно. Местные же обыватели воспринимали царящий альтруизм как должное. Как сам Освальд воспринял бы три-четыре патара серебром, отданные за хороший обед.

Оглушен внезапным озарением, ван дер Гроот залил два кубка мальвазии и выпитую кружку пива изрядным кубком малаги. Феерические, дивно прекрасные мысли табунами бродили в голове. Сейчас важно было заставить эти табуны двигаться в нужном направлении. Все – ДАРОМ! И никто не уйдет обиженным! И надо быть последним дураком, чтобы не воспользоваться расположением судьбы! Вот она, счастливая звезда Освальда ван дер Гроота! Она сияет здесь, в маленьком городке. Протяни руку – и срывай удачу с неба.

Хлопнув чарку данцигской водки, он вдруг понял ясно и окончательно: «Я попал в рай».

Мало кто из нас при жизни (да и перед смертью, чего греха таить!) задумывается о том, что будет делать, попав на небеса. Небеса – обитель блаженства, этим все сказано. Лучше и много полезнее время от времени задумываться: как туда попасть? Вот это действительно проблема, ибо жизнь земная полна соблазнов и искушений. А если-таки заслужил, и св. Петр открыл ворота, то какого рожна тебе еще надо?!

Бряцай на арфе и молчи в тряпочку.

В этом смысле Освальд ван дер Гроот ничуть не отличался от большинства людей: изыски прикладной теософии обходили его стороной. Хватало дел поважнее, чем досужие рассуждения на возвышенные темы. Даже задайся он вопросом о своей будущей жизни в раю – любой святой отец, у которого он стал бы выпытывать подробности, послал бы идиота не в рай, а куда подальше. Короче, к жизни в райских кущах гере ван дер Гроот был никак не подготовлен. Правда, и «кущи» изрядно отличались от тех, что поминались святыми отцами в проповедях, зато были куда понятнее и, признаемся честно, куда приятнее обещанного после смерти Эдемского сада. Реальность вызывала детский восторг и головокружение.

Отяжелев от выпитого и съеденного, распираем грандиозными замыслами, с головой, затуманенной мечтами о грядущем величии, Освальд покинул харчевню. Долго блуждал по улицам Гульденберга, плохо понимая, куда его несут ноги и нисколько не беспокоясь этим вопросом. Что плохого может случиться с доброй душой в раю?! Отсутствие стражников, ставшее теперь понятным, умиляло: и впрямь, кто ж станет грабить, воровать и жульничать, когда все можно взять бесплатно?! До гостиницы он добрался поздним вечером, когда иссиня-фиолетовая кожа небес покрылась первой сыпью звезд. Грузно топая, взобрался на второй этаж. Хотел пинком распахнуть дверь – не вышло: дверь оказалась запертой. После долгих поисков нашарил в кармане ключ, отпер и, шагнув за порог, свалил трофеи у кровати, прямо на пол. В шубе, в сапогах упал на жалобно заскрипевшее ложе.