Глупышка - Вера Окишева

Неужели он не шутил? Я ему нравлюсь? Как женщина или как человек, как друг? Если как друг, это я могла еще принять, а если как женщина? Сердце опять пустилось в пляс, а щеки горели от смущения. Как же приятно было это слышать! Да и пальцы Дмитрия Анатольевича, нежно ласкающие лодыжку, путали мои бестолковые мысли. Нужно было образумить мужчину, дать понять, что я не заинтересована в таких отношениях, вот только он разбивал все мои доводы, а от его рук просыпалось тело. Кровь забурлила по венам, во рту пересохло. Я смотрела не моргая на склоняющегося надо мной Большого Босса, разглядывала его губы со следами моей помады и ждала, вместо того чтобы оттолкнуть, надеялась, хотя должна была сопротивляться. Он словно отнимал волю. Стоило мне взглянуть в его глаза, как я полностью забыла обо всем на свете, меня словно пробило током, когда нежный поцелуй накрыл мои уста. Щекочущее ощущение, мягкое, ласковое, я не успела распознать всю гамму чувств, что зародились во мне, а Дмитрий Анатольевич уже отодвинулся, лукаво улыбаясь. Я же опустила глаза, осознав, что он легко прочитал по моему лицу, как мне понравилось с ним целоваться. Я даже про боль в ноге забыла на время. Да и как не забыть, когда большая теплая ладонь скользила по голени то вверх, то вниз, разгоняя приятные волны по всему телу.

Я, наверное, была пьяна, раз так остро воспринимала любую ласку. Пьяная и глупая, но ничего не могла с собой поделать. Я ликовала, радуясь, что смогла увлечь такого красивого и невероятного мужчину.

– Приехали, – поглядывая в окно, сказал мне Большой Босс, не замечая моего пристального к нему внимания. Я же спохватилась, села прямо, ухватилась за сумочку и стала искать влажные салфетки.

– Стойте, стойте, – остановила я начальника и, подозвав его рукой, стала стирать следы помады с его губ. Он сначала не понял, зачем я это делаю, а затем, скосив глаза на салфетку в моих руках, улыбнулся. Решив сделать ответную любезность, он достал чистую из упаковки, аккуратно поправил помаду и мне.

– Так намного лучше, – закончил он, а я уже забыла, как дышать. Все же он такой внимательный и нежный, как я могла подумать, что он злился на меня. Под толстой коркой нелюдимости жил совершенно иной человек, чуткий, отзывчивый.

В травмпункте, куда меня привез Дмитрий Анатольевич, было очень много народу, особенно стариков. Гололед сделал свое подлое дело. Правда, попадались и молодые люди, кто с разукрашенным лицом, кто на костылях. Меня же Большой Босс не выпускал из рук, и это очень смущало. Он даже хотел пролезть без очереди, но я возмутилась и напомнила, что старших надо пропускать вперед. Поэтому мы честно высидели два часа в коридоре.

В кабинете у меня произошел конфуз. Врач потребовала раздеться, чтобы осмотреть ногу. Я попыталась, стоя на одной ноге с неизменной поддержкой Дмитрия Анатольевича, снять капроновые колготки, при этом жутко стесняясь, и тихо попросила его отвернуться. Но куда там. Он не только не отвернулся, но и внимательно смотрел, как я, сгибаясь в три погибели, пытаюсь поднять длинный подол платья, затем усадил на кушетку и сказал, что снимет сам.

– Что? Куда? – воскликнула я, когда Босс присел передо мной на корточки и энергично задрал подол, оголяя бедра, а затем нахмурился и строго спросил, глядя в глаза:

– Что это?

Я растерянно моргнула, стыдливо пытаясь прикрыть бедра до самых колен, но руки начальника мне мешали это выполнить. Что опять его рассердило? Мятежный туман его глаз потемнел, а губы превратились в тонкую линию.

– Что? – переспросила я, покосившись на тени за белой ширмой – врач и медсестра ждут, а мы тут сидим и выясняем не пойми что.

Большая ладонь Босса заскользила по моему бедру выше, забираясь под подол, а я возмущенно пискнула, выпучив на него глаза.

– Вы что делаете?

– А где резинка? – опустил взгляд начальник, нагло приподнимая платье и что-то там выискивая.

– На талии, – возмущенно шепнула я. – Перестаньте меня лапать!

Мое сердце билось как шальное, так и до сердечного приступа недалеко, если он продолжит в том же духе.

– Дмитрий Анатольевич, давайте я сама сниму колготки, а вы меня за ширмой подождете.

– Колготки? – словно не услышал мою просьбу Босс и даже встал.

– Да, колготки, а что такого? – обиделась я в ответ. Совершенно не понимаю, что его не устраивает.

– Приподнимись, я сниму их.

– Дмитрий…

– Приподнимись, – жестко приказал он. Я смутилась, но подчинилась.

– Вы только глаза закройте, – попросила я, собрав последние остатки смелости.

Большой Босс склонился надо мной, подчиняясь. Глаза он закрыл, вот только легче мне от этого не стало, так как я остро чувствовала его руки на своих бедрах, как они медленно поднимались к талии, ласково скользили по ягодицам, пока не натолкнулись на резинку колготок. Мне было так стыдно, что я не могла дышать. Я все следила, чтобы начальник не открывал глаз, при этом вздрагивала от каждого чувственного прикосновения его пальцев к моей коже. Она словно горела, как и я сама. Тысячи мелких уколов под пальцами его рук не давали связно мыслить, лишь вздрагивать и задерживать дыхание в самые острые моменты. Его руки уже дрожали от напряжения, удерживая мое тело практически на весу. Я стояла на одной ноге, ловя равновесие, чтобы не нагружать больную ногу. Мысли метались вокруг ощущений, в которых я тонула. Босс стал приседать, его пальцы погладили голени, а я закусила губу и села на кушетку, поправляя подол, пока никто не видит, а затем нагнулась над ним и вырвала капрон из его рук, быстро спрятав в сумку.

– Спасибо, – скомканно поблагодарила я, пытаясь не смотреть в глаза начальнику.

– Обращайся, – мягко шепнул Босс и вышел к врачу, а медсестра убрала ширму. На этом мои мучения, кажется, закончились, и начался медицинский осмотр без всяких посторонних пошлых мыслей. Вот только ощущения мужских рук на ягодицах еще долго жгли кожу.

Зато когда вновь мы оказались в салоне машины, я была спокойна за свою ногу. Врач пообещал, что опухоль сойдет уже к завтрашнему утру, рентген показал, что перелома нет, но Дмитрий Анатольевич приказал мне взять больничный.

Вот радость-то – перед Новым годом просидеть дома! Больничный лист я убрала в сумку, стараясь его не помять. На прием мне назначили через два дня, как раз тридцать первого меня и выпишут!

Дмитрий Анатольевич бережно положил мою лодыжку, обмотанную эластичным бинтом, себе на колени. Туфлю я убрала в сумку, так как надеть ее не представлялось возможным. Пальцы ног замерзли на морозном воздухе, и мне было приятно, когда начальник стал их отогревать, легко растирая пальцами.

Немного подумав, я решила, что сейчас самое время подарить подарок. Я достала из сумочки небольшую коробочку, обмотанную лентой, и протянула ее начальнику. Он слегка помедлил, но принял ее. За подарком я бегала утром, как только открылись магазины. Проснулась и поняла, что именно хочу подарить, как раз и денег хватало.