Военные мемуары. Единство. 1942-1944 - Шарль де Голль
Шрифт:
Интервал:
Вечером того же дня я отправляюсь к главнокомандующему и поздравляю его от имени правительства со счастливым завершением военной операции. Она была предпринята по его приказу, и он сам возглавил ее. Он взял на себя ответственность за ее исход, и в том была его заслуга. Хотя принятые им меры не отличались широкими масштабами, он столкнулся с большими трудностями, ибо ему приходилось отправлять людей в неизвестность, за 900 километров от наших баз, и организовывать взаимодействие частей, случайно набранных из армии, флота и авиации.
24 сентября я выступил по алжирскому радио и сказал: «Жители Франции и всех ее владений приветствуют французских бойцов, сражающихся на Корсике, которым главнокомандующий французской армии, находящихся на месте боев, дает указания о дальнейших действиях. Комитет национального освобождения шлет бойцам и командирам, всем корсиканцам, сражающимся за освобождение своей земли, а также солдатам, морякам и летчикам, которых смело послала в бой возрождающаяся французская армия, горячие выражения любви и гордости от имени всей Франции».
Но воздав должное военным заслугам генерала Жиро, нельзя было умолчать о том, что его поведение по отношению к правительству было недопустимо. И я повторил ему это в тот же вечер, после того как поздравил с успехом. «Это уже разговор о политике», — сказал он. «Да, — ответил я. — Ведь мы ведем войну. А война — это политика». Он слушал меня, но как будто не придавал значения моим словам. По существу Жиро не признавал для себя никакого подчинения. То, с чем он, казалось, соглашался, он все равно не выполнял. В силу своего характера, привычек, а также следуя определенной тактике, он ограничивался лишь военными соображениями, отказываясь считаться с реальной обстановкой, национальными интересами, и закрывая глаза на то, что входит в компетенцию власти. С таким умонастроением он не мог в отношениях со мной забыть о прежней разнице в чинах. Нельзя сказать, чтобы он не отдавал себе отчета в исключительном значении возложенной на меня миссии. Не раз публично и в частных беседах со мной он доказал это с трогательным великодушием. Но он не делал из этого практических выводов. К этому следует добавить, что обстоятельства, выдвинувшие его раньше на первое место в Северной Африке, поддержка, оказанная ему американскими политиками, предубеждение и неприязнь некоторых французских деятелей в отношении меня все это оказывало определенное влияние на его мысли и образ действий.
Необходимо было положить конец этой фальшивой ситуации. И я решил в ближайшее время побудить генерала Жиро выйти из состава правительства, продолжая при этом пользоваться его услугами. К тому же члены Комитета освобождения тоже понимали, что медлить больше нельзя. Два новых члена, которых я ввел в Комитет в течение сентября, поддерживали это стремление к решительным мерам. Франсуа де Мантон[71], прибывший из Франции, стал национальным комиссаром юстиции.
Пьер Мендес-Франс, вышедший по моему приказу из авиационного подразделения «Лоррен» и взявший на себя управление финансами, заменил Кув де Мюрвиля, который стал представителем Франции в комиссии по делам Италии, что отвечало его желанию. В то же время политическая ситуация на Корсике произвела определенное впечатление на наших министров. Андре Филип отправился на остров, чтобы посмотреть, как обстоят дела, и констатировал, что коммунисты, опираясь на участников Сопротивления, восстанавливают муниципалитеты по своему усмотрению и овладевают средствами информации. Министры ни в коем случае не желали, чтобы этот прецедент вскоре повторился в метрополии. Они настаивали, чтобы я поспешил изменить структуру правительства и сделал невозможными подобные неожиданности.
Я разделял их тревогу. Однако я хотел до конца действовать осторожно, щадя чувства доблестного солдата, который за время своей службы имел столько выдающихся заслуг и семью которого, захваченную врагом, в это время подвергали жестоким преследованиям.
На Корсике вскоре все уладилось. Я прибыл туда 8 октября и провел на острове три великолепных дня. Мой визит развеял все тени. В Аяччо я обратился к народу на площади мэрии. Мне была оказана такая горячая встреча, что в первых словах своей речи я счет нужным сказать: «Сегодня всех нас вздымает высокая волна национального энтузиазма». Я одновременно воздал должное и корсиканским патриотам, и африканской армии. Я отметил полное крушение вишистского режима. «Что же осталось от пресловутой национальной революции? — воскликнул я. — Как случилось, что множество портретов и значков были в один миг заменены героическим Лотарингским крестом?.. Стоило только первому освободительному дуновению пронестись над корсиканской землей, как эта частица Франции в едином порыве повернулась к военному правительству, единству, республике».
Затем, заметив, что мой голос раздается «из самого сердца латинского моря», я заговорил об Италии. Я подчеркнул, до какой степени нелепы претензии нашего латинского соседа, который вступил в чудовищный союз с немецкой алчностью и, ссылаясь на наш упадок, пытался захватить Корсику. Восстановив справедливость, завтрашняя Франция не будет питать враждебных чувств к родственному нам народу, которого не отделяют от нас никакие непреодолимые разногласия. В заключение я сказал: «Победа близка. Победит свобода. Можно ли сомневаться, что это будет и победа Франции?»
В Аяччо я убедился, что префект Люизе, военный губернатор Моллар и мэр Эжен Маккини оказались вполне на месте. Корте сотрясался от приветственных криков, однако хранил свою гордую суровость. Я отправился в Сартен. Затем посетил Бастию; ее улицы были завалены обломками: перед уходом немцы взорвали или подожгли крупные склады военного снаряжения и боеприпасов; печальную картину представляло собой это кладбище техники. На глазах у первых жителей, вернувшихся в свои дома, генерал Мартен представил мне победившие войска. Повсюду группы вооруженных добровольцев высказывали законную гордость, что они поддержали славу Корсики, сражаясь за Францию. В каждой деревне, где я останавливался, я видел самые трогательные демонстрации, а размещенные там итальянские солдаты не скрывали своей симпатии к нам. Меня встречали и провожали, бросая мне в лицо рис в знак приветствия, по корсиканскому обычаю, под треск автоматов освободителей.
Через месяц перестройка алжирского комитета была завершена. Этого требовала также и собравшаяся в начале ноября Консультативная ассамблея. Совершив опасное путешествие, к нам прибывали представители Сопротивления. Они дали нам представление о состоянии умов и свежий ветер ворвался в учреждения, на заседания и на страницы прессы Алжира. Делегаты публиковали врученные им избирателями послания, выражающие доверие де Голлю. Они с увлечением говорили о подпольной борьбе, ее героях и нуждах. Они были неистощимы, создавая проекты будущего для своего народа. Покончив в правительстве с двоевластием, я решил привлечь в него людей, приехавших из Франции.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!