Андроид Каренина - Бен Уинтерс

«Роботы стали трудиться вместо людей, но они же и отобрали у человека возможность получать известную выгоду от работы: человек не может более испытать очищающей силы труда, пройти через искупительную боль длительных физических нагрузок». Таковы были мысли, трудившиеся в тоннелях разума Левина, в то время как сам он пробирался по штольням принадлежавшей ему шахты. Он шел сквозь длинные и короткие тоннели, тоннели с легко поддающимися стенами и со скалистыми, трудными для работы. В чернильной темноте час бежал за часом незаметно, Левин потерял счет времени и не мог ответить, поздно или рано теперь. Он работал все лучше и лучше, испытывая от этого огромное наслаждение. Временами он забывал, что делает, и работать становилось необычайно просто, и стена, которую он рубил киркой, поддавалась ему так же легко, как и трудившимся рядом роботам. Вместе они все дальше и дальше углублялись в недра земли, жар становился все более ощутимым, и Левин вдруг почувствовал себя словно бы попавшим в раскаленную печь. Но даже тогда ему по-прежнему казалось, что добыча грознима — не такая уж и тяжелая работа. Ливший градом пот охлаждал, а бурое свечение Оттирочных Машин словно прибавляло сил. Чаще и чаще наступали минуты беспамятства, когда можно было и вовсе не думать о том, что делаешь. Кирка вгрызалась в породу сама по себе. Это были моменты счастья. Еще большим счастьем показалась минута, когда они добрались до прохладной подземной реки, и старый Тит, обмыв лезвие кирки в мутной воде, налил немного живительной влаги в ковш и предложил Левину попить.

— Люди страдают от жажды, верно? — сказал он. — Воды?

И правда, Левин никогда не пил с таким удовольствием спиртного, с каким приложился к этой холодной черной воде с переливающимися пурпуром крупинками грозниума и привкусом ржавчины от жестяного ковшика. Допив, он сразу же приступил к работе: медленно и с наслаждением он махал киркой, другой рукой обтирая пот с лица и глубоко вдыхая кислород из баллона. Он смотрел на бесконечную череду механических шахтеров, которые громко топали в своей темной подземной вселенной.

Чем глубже копал Левин, чем дальше работа заводила его в подземное царство, тем чаще он переживал бессознательные моменты, когда чудилось, что не руки орудовали киркой, а кирка махала сама по себе, тело было полно жизни и обладало собственным сознанием, и, словно бы по волшебству, работа делалась сама по себе. Это были минуты блаженства. Он заметил, что блаженное ощущение это отчасти было вызвано вдыхаемым кислородом, и он сделал еще один глоток из баллона.

Выйдя наконец из тоннеля, Левин зажмурился от яркого дневного света, ударившего в глаза. Он посмотрел на дно кратера и с трудом узнал его, так все переменилось там, пока он копал. Наземные-машины устроили что-то вроде конвейера: ведра, полные грозниума, в первый раз взвешивались расторопными маленькими весами I класса, затем манипуляторы II/Упаковщиков/97 сбивали металл в одинаковые кубы, и грозниум переправлялся по стометровым конвейерным лентам от тоннелей к грузовым подъемникам. Все это напоминало фабрику, наземные-машины и Копальщики, приветствуя друг друга веселым писком, с жужжанием носились между заснувшими экстракторами и работающими Упаковщиками, в то время как конвейер подвозил новые порции грозниума для выплавки.

Силами сорока двух роботов было сделано очень много. Но Левин хотел сделать еще больше в этот день, и потому сердился на то, что солнце так быстро садилось. Он не чувствовал усталости, единственным его желанием было выбрать новую штольню и, схватив кирку, ринуться в нее и сделать все, что в его силах.

Но дневная суета внезапно была прервана: в глубинах шахты послышалась череда ужасающих взрывов. Скорее всего, это вышедший из строя Копальщик наткнулся на «горячий мешочек» — маленькую упаковку концентрата грозниума, смешанного с селитрой, — и столкновение это привело к взрыву. В следующее мгновение из тоннеля выбежали и выехали роботы, сияя красными лампочками на головах и подавая сигналы своими клаксонами, они торопились покинуть опасное место, как это предписывал второй Железный Закон.

Левин присоединился к толпе роботов, с трудом пробиравшихся к стене кратера. Он начал взбираться по отвесной поверхности, вокруг него карабкались роботы, их крепкие металлические ноги уверенно держались на отвесной поверхности. На полпути Левин осмелился оглянуться: он увидал большие облака пыли, вырывавшиеся из штолен, и обрушившуюся противоположную стену кратера; он увидал Старого Чарли, который автоматически вышел из Спящего Режима, но было уже слишком поздно: толстые колеса не успели унести его прочь от гибели — он оказался погребен под горой валунов.

Левин отвернулся и с грустью продолжил свое спасительное путешествие наверх. Карабкаться вверх по крутому склону ему было очень тяжело, но это казалось, не составляло никакого труда для старого Тита, который полз рядом. Он уверенно полз вверх, поднимался все выше и выше, передвигая ноги в плетеной обшивке. Корпус его дрожал, на лицевой панели гремел разболтавшийся шуруп, но робот продолжал лезть, попутно собирая кусочки сыпучего грозниума — так он был запрограммирован, и такова была цель его существования. Левин двигался за ним и делал то же самое, думая, что сорвется; он поднимался при помощи кирки, без которой восхождение это стало бы невыполнимой задачей. Но он полз все выше и делал то, что должно, чувствуя, словно загадочная внешняя сила помогает ему.

Левин сел в двухгусеничную телегу и, с сожалением простившись с Копальщиками, поехал домой.

Сократ тревожно ходил вокруг новой стопки писем, доставленной только что, когда Левин, с прилипшими от пота ко лбу спутанными волосами и почерневшею, мокрою спиной и грудью, с веселым говором ворвался в комнату.

— А мы выкопали четыре тоннеля! — крикнул он радостно своему роботу-компаньону, который с опаской смотрел на хозяина, мигая глазным блоком. — И один из Копальщиков наткнулся на «горячий мешочек», из-за чего в шахте прогремел взрыв, дно кратера засыпало камнями! А ты как провел день?

— Грязь, сажа, пыль! На кого вы похожи? — ворчливо произнес Сократ, в первую минуту недовольно оглядываясь на хозяина. — Да дверь-то, дверь-то затворяйте! — вскрикнул он. — Непременно впустили десяток целый.

Сократ терпеть не мог мух, у него была необъяснимая боязнь, что одна из них заберется в него, отложит там яйца и тем самым выведет его из строя.

— Клянусь, ни одной. А если впустил, я поймаю. Ты не поверишь, какое наслаждение!

Через пять минут они сошлись в столовой. Хотя Левину и казалось, что не хочется есть, но когда начал есть, то обед показался ему чрезвычайно вкусен.

Маленькая красная лампочка загорелась рядом с монитором Сократа.

— Вам сообщение, — сказал он и вывел послание на экран, чтобы Левин мог просмотреть его.

— Долли в Ергушове, — сказало маленькое голографическое изображение Облонского. — И у ней все не ладится. I/Масловзбиватель/19 взорвался, источник не бьет, и вдобавок с II/Доильным аппаратом/47 случилась какая-то катастрофа. Бедная Долли, не говоря уже о корове! Съезди, пожалуйста, к ней, помоги советом, ты все знаешь. Она так рада будет тебя видеть. Она совсем одна, бедная. Теща со всеми еще на орбите.