Проснись в Никогда - Мариша Пессл

— Она не берет трубку.

Я принялась объяснять, что, к сожалению, у меня нет денег на такси, нужно сорок восемь долларов. Захлопав глазами от изумления, Берт вытащил из кармана бумажник, сбежал по ступенькам и расплатился с водителем.

— Пожалуй, я вернусь к себе в отель и зайду за Уитли попозже, — сказала я.

Он кивнул, по-прежнему озадаченный:

— Как, ты сказала, тебя зовут?

— Беатрис.

Берт не очень понимал, откуда я свалилась ему на голову — неуклюжая девица в черной норковой шубе, объемистой, как кашалот. Я помахала ему и пешком зашагала по подъездной дорожке. Он проводил меня взглядом и скрылся в доме. Слишком занятый ужином, он, видимо, не задался вопросом о том, как я хотела куда-то добраться, если такси уже уехало. Сделав крюк, я вернулась к гаражу с коллекционными машинами и ввела четырехзначный код. К счастью, он оказался тем же самым, что и пять лет спустя, и дверь со скрипом поехала вверх. Я поспешила к щитку с ключами в дальнем конце гаража и сняла с крючка ключи от «роллс-ройса».

Выезжая к прибрежной дороге, я ожидала услышать вой полицейских сирен. Но все было тихо. Сердце застучало. Я чувствовала приближение пробуждения. Бросив взгляд на часы, я с изумлением поняла, что в этот раз все длилось меньше, чем обычно. С того момента, как я очнулась на траве в Центральном парке, не прошло и восьми часов. На ноги начала давить свинцовая тяжесть. Я до упора выжала педаль газа, и двигатель взревел. Перспектива вновь оказаться с Джимом в Центральном парке, если не удастся попасть в другое пробуждение, заставляла меня гнать машину все быстрее и быстрее. Ноги занемели. Когда я поворачивала, машина, казалось, вылетала из-под меня, ветви деревьев царапали ветровое стекло, точно разъяренная толпа. Завидев впереди тот самый крутой поворот, я с разгона влетела в кусты, едва не врезавшись в дерево, выскочила из машины и, пошатываясь, выбралась на середину дороги. Налетевший порыв ветра сбил меня с ног и повалил на асфальт, прямо на желтую линию.

Я перевернулась на спину, хватая ртом воздух. Чернильно-синее небо было усыпано веснушками звезд.

Я понятия не имела, сработает мой план или нет. Окажется ли на месте открытое окно? Я замедлила круговерть мыслей и закрыла глаза. Двадцать девятое августа. Вилла «Анна-София». Остров Аморгос. Греция. Я стала ждать приближения машины, но тишину нарушали только оглушительный свист ветра в ушах, назойливый стрекот цикад да шелест моря вдалеке, ритмичный, как стук метронома. Потом до меня донесся пронзительный свист, становившийся все громче. Велосипедист. Он приблизился ко мне внезапно, крутанул руль, чтобы не наехать на меня, потерял управление и влетел в кусты на обочине. Послышались крики и лязг металла. Велосипедист не пострадал. Кряхтя и ругаясь, он кое-как поднялся на ноги.

Подойдя ближе, он принялся рассматривать меня. В темноте я не могла различить черт его лица.

— Какого хрена? — прошептал он, изумленно вскинув голову, и тут фары стремительно приближавшейся машины осветили его, точно вспышка фотокамеры.

Он успел отскочить в сторону, а мой мир померк.

Когда я открыла глаза, оказалось, что я лежу ничком на дощатом настиле. В поле зрения немедленно вторглось что-то ярко-голубое. Океан. Я подняла голову, пытаясь проморгаться. На мне были обрезанные джинсовые шорты и вылинявшая розовая футболка с эмблемой «Капитанской рубки». Я лежала на причале, босиком. Повернув голову, я увидела белую дощатую лестницу, зигзагом поднимавшуюся по отвесному каменистому склону высотой не менее ста футов.

Вилла «Анна-София». Все-таки получилось.

От облегчения у меня закружилась голова. Я кое-как поднялась на ноги, но головокружение было таким сильным, что я споткнулась. Меня затошнило, и я едва не упала в воду. Отдышавшись, я вновь попробовала подняться, на этот раз удачно.

Я двинулась вверх. С каждым моим шагом из-под досок сыпались мелкие камешки и булыжники и, отскакивая от скалы, летели в океан. Я продолжала подниматься. Вниз я не смотрела. Когда, хватая ртом воздух, я добралась до верха, передо мной молчаливо раскинулся дом — безумное чудо архитектурной мысли из стекла и стали. Он выглядел обезлюдевшим. Я рысцой припустила мимо бассейна, посреди которого лениво покачивался на воде надувной лебедь, и толкнула одну из стеклянных дверей. Та оказалась заперта. Ставни на окнах были закрыты. Я начала думать, что попала не в тот день, как вдруг услышала женский крик. Я бросилась бежать по каменистой тропке мимо оливковых деревьев к парадному входу и перед массивными двустворчатыми дубовыми дверями увидела Киплинга. Судя по всему, он стоял на стреме.

При виде него меня охватило такое облегчение, что я бросилась к нему на шею.

— Слава богу! — прошептала я.

— Что… боже… как тебе это удалось, малышка? Марта сказала, что мы потеряли тебя — возможно, навсегда.

Я отстранилась. Смысла вдаваться в подробности того, что произошло, не было — по крайней мере, пока. Щурясь, я смотрела на Киплинга и думала — хотя это причиняло мне боль, — что он вполне мог быть тем, кто воткнул мне в шею булавку. И все же он, казалось, искренне обрадовался при виде меня.

— Я ошиблась, — сказала я вслух. — Где все?

— Внутри. — Он состроил гримасу. — Мы связали всех Мейсонов и пытаемся вытянуть из них хоть какую-то информацию. Но пока ничего не выходит. — Он пожал плечами, заметно нервничая. — Мы пробовали по-хорошему. Приехали как ни в чем не бывало, сказали, что приехали на каникулы, что мы были друзьями Джима и хотели бы узнать о его гибели, все в таком роде. Но они скользкие как угри, эти Мейсоны. Угостили нас осьминогом на гриле и сорбетом из базилика и пригласили поплавать в бассейне. Мы и глазом моргнуть не успели, как прошло четыре часа. Все набрались узо, а о Джиме так и не успели толком поговорить. Уитли это надоело. Поэтому в последние несколько пробуждений она устроила этим ребятам веселую жизнь. Ну, ты знаешь, как она умеет: с криками, воплями, ударами в стену и швырянием посуды. — Он вздохнул. — У Эдгара Мейсона круглосуточная охрана, но в полдень у них пересменок, и они теряют бдительность — тут-то мы и выходим на сцену. В конце подъездной дорожки валяются двое связанных охранников.

— Сколько же у вас было пробуждений?

— Пять. Часов по пять каждое. А у тебя сколько?

— Одно.

Видимо, это Марта и имела в виду, говоря о нестабильности, о поездах, мчащихся в разных направлениях с разной скоростью, о риске никогда больше не оказаться в одном и том же месте и в одно и то же время, чтобы проголосовать.

Впрочем, сейчас было не время волноваться об этом. Киплинг открыл дверь и жестом пригласил меня войти.

На диванах сидели мистер и миссис Мейсон, связанные по рукам и ногам, как и четверо их детей. Глаза у всех покраснели от слез. Они в безмолвном ужасе взирали на Уитли. С банданой на голове, в футболке, завязанной узлом на животе, и с сумасшедшинкой в глазах, она походила на латиноамериканскую партизанку. В руках у нее был пистолет, нацеленный на мистера Мейсона. Одна щека у него распухла. Если учесть, что в прошлый раз я видела родственников Джима на похоронах двоюродного дедушки Карла, где они цвели и пахли, фланируя в толпе родных и знакомых, это зрелище стало для меня настоящим потрясением.