Наследница Вещего Олега - Елизавета Дворецкая

Повидала Эльга только Свенельда, но и тому было недосуг с ней говорить: близилась пора собирать древлянскую дань, и Свенельд готовился со своей дружиной выступать в ежегодный поход по Ужу и Тетереву.

Огорченная, она вернулась домой и тут узнала новость. Из Витичева прискакал гонец: возвращается Ранди Ворон, ездивший с товарами в хазарский Самкрай, и на днях будет в Киеве.

* * *

Весть о возвращении от хазар послов и купцов была столь важна, что даже вытеснила из мыслей Эльги раздор с родичами. Ранди Ворон с другими купцами возил в восточную часть Греческого моря дань, которую собирали прошлой зимой еще люди Олега Предславича: меха, лен, мед и воск. В том направлении князья руси и полян не сбывали свою дань уже лет тридцать. Когда вода в Днепре по весне стала подниматься выше, что позволяло легче пройти пороги, Вещий добился от греков заключения торгового договора и с тех пор сбывал дань им, платя десятину, а не две, как хотели хазары. Но сейчас пришлось вновь обратиться к каганату: пока у нового русского князя не заключен новый договор, греки пустят лодьи с товарами не дальше заставы Иерон на Босфоре. Торговать с хазарами было невыгодно, но пока у Ингвара не имелось другого выхода. На нынешний год приходилось смириться с убытками: умудренные опытом воеводы, купцы и бояре единодушно посоветовали ему это. Да и сам Ингвар не мог долго ждать. Заключение договора с греками – дело не быстрое: пока туда-сюда съездят посольства, пока все обсудят и утвердят – может и три года пройти. Однако и спешить с договором он не хотел: ведь дружина сделала его князем, надеясь на военный поход. За минувшие тридцать лет в селениях и монастырях на Босфоре завелись новые золотые кубки, шелковые одежды и прочие сокровища. А во владениях руси выросло новое поколение храбрецов, жаждущее завладеть всем этим. Поэтому неторопливость греков была Ингвару даже на руку.

Но для похода требуются деньги. Это в семейных преданиях какой-нибудь дядя Грим ушел за море с одним топором за поясом и отвагой в сердце, а вернулся с добром на трех кораблях. Чтобы он попал за море, вождь должен дать ему еще щит, копье, посадить на корабль и снабдить припасами. А это все не дается просто так.

Эльга с большим нетерпением ждала, когда ей привезут выручку от продажи дани – первые деньги ее княжения. Она прямо видела эти груды серебряных шелягов – крупных, с узором из пляшущих червячков. Говорят, что это не червячки, а сарацинские буквы, и там написано, при каком князе деньги чеканены, но Эльга ни разу не видела человека, который мог бы эти значки прочесть. О цветном платье и разном узорочье, что Ингвар ей обещал, она даже не думала. Пока еще ей важнее всего было знать, что она сумеет прокормить дружину хотя бы до ухода в полюдье.

Гонцом оказался хорошо ей знакомый человек – Мангуш, сын Ранди Ворона. Сам Ранди был полудатчанином, уроженцем Хольмгарда, а сыном обзавелся от полонянки-степнячки. Среднего роста, но очень крепкий и мускулистый, с выпуклой грудью и сильными руками, от матери Мангуш унаследовал смуглую кожу и черные брови. Не красавец, он отличался живой повадкой и располагающим выражением лица. Не имея законных детей, Ранди посвящал его во все дела и уже давно брал с собой в поездки.

Эльга вошла, когда Ингвар и Мангуш были вдвоем.

– Йотуна мать! – услышал она еще на пороге, и затем Ингвар хватил кулаком по столу; два поливных греческих бокала так и подпрыгнули.

– Что случилось?

– Эй, дверь закройте! – крикнул Ингвар отрокам на крыльце. И пояснил, когда Эльга подошла к столу: – Не будет денег! Ранди все добро назад везет.

Эльга села, где стояла. Не будет денег! Пробрала холодная дрожь.

– Почему? – спросила она в ужасе от мысли, что и хазарские торжища оказались для русов закрыты.

– В Самкрае запросили четыре десятины за то, чтобы продать все там, и пять – за право проехать дальше, – пояснил Мангуш. – Отец посоветовался с людьми, и они решили, что это нечестное предложение.

– Шли бы они в задницу с такими предложениями! – прорычал Ингвар. – Поняли, клюи узкоглазые, что к грекам нам сейчас ходу нет…

– Что мы будем делать? – в растерянности спросила Эльга, еще не в силах поверить в такое несчастье.

– Что? На днях Ранди приедет, соберем людей, будем решать. Мангуш, скажи там во дворе, чтобы за Свенельдичем послали кого-нибудь.

* * *

От князя Мистина вернулся, задумчиво и по виду беззаботно посвистывая. Узнав новость, он посоветовал Ингвару отправить Мангуша назад с приказом Ранди не везти товары в Киев, а оставить пока на хранение в Витичеве – чтобы городу не бросилась в глаза неудача, пока они не придумают, как быть. Но сам Ранди должен был приехать на днях, и Мистина хотел поговорить с отцом, чтобы тот до сбора совета тоже успел обдумать положение дел.

К этому времени двор оживился: Ута со всей толпой детей и родни вернулась с прогулки по Днепру. Зайдя оставить кафтан, Мистина обнаружил в избе любезного братца Хельги. И тот обернулся к нему с таким видом, будто именно его и ждал.

– Хотел бы я поговорить с тобой, родич, если будет на то твоя воля, – очень вежливо сказал Хельги.

– Немного позже, – Мистина стянул через голову полураспашной кафтан и бросил на ларь. – Сейчас мне надо поговорить с отцом.

Беседа много времени не заняла: пока Мистина мог сообщить Свенельду только самую суть. Когда он вернулся, Хельги все так же ждал его – в одиночестве. Перед уходом Ута поставила на стол пиво в своем любимом зеленом кувшине и два стеклянных греческих бокала, тоже нежно-зеленых и почти прозрачных.

– А где жена?

Мистину не прельщала возможность остаться с Хельги наедине. Болтать о пустяках у него сейчас не было желания, а о тех делах, что обсуждали в гриднице, он дома не заговаривал, дабы не поссориться с родичем и гостем.

– Ушла в девичью. Я попросил ее уйти, потому что нашей беседы никто не должен слышать.

Хельги не просто так с утра увез всех кататься: ему нужно было поразмыслить над добытыми сведениями, зная, что Ута за это время не повидается ни с сестрой, ни с мужем. И теперь он чувствовал себя во всеоружии.

– Вот как? – Мистина сел за стол напротив Хельги. – У нас с тобой завелись тайны?

– Ты весьма проницателен. Речь и правда пойдет о тайне. Но она не моя.

Хельги замолчал, многозначительно глядя на Мистину. Все еще думая о хазарских товарах, тот отметил с недовольством: похоже, Хельги опять собирается морочить ему голову своими притязаниями. И к тому же вооружился той мнимой любезностью, к которой Мистина нередко прибегал и сам, и это его раздражало.

– И чью же тайну ты хочешь мне поведать?

– Ты знаешь ее. Это тайна Ингвара и его отца, Ульва из Хольмгарда. Ничего не приходит на память?

Мистина на миг стиснул зубы, стараясь подавить досаду. Ингвар прав: на шею им навязался родной сын самой Хель.

– У сведущих людей немало разных тайн. Но у нас с тобой не так много времени, чтобы играть в загадки. Чего ты хочешь?