Калужский вариант - Александр Ильич Левиков

журнале «Знамя» добрые слова — об уважении в коллективе к умелым его рукам, большому мастерству металлиста и к человеческим качествам, отметил творческие успехи.

Почему в «Знамени»? Предисловие это — к запискам самого Солипатрова, напечатанным журналом в двух номерах подряд — в июне и июле семьдесят девятого года. Анатолий Гаврилович и на наш фильм ссылается, вспоминает встречу в сборочном цехе станкостроительного объединения, где впервые увидел, как люди, пусть частично, воплотили заветную его мечту, создали на заводе нечто подобное бригадному подряду. Появился антипод индивидуальной сдельщине! Можно не умозрительно, а реально, на практике противопоставить две столь непохожие формы — коллективизм и индивидуализм, противопоставить и сделать вывод в пользу коллективизма. Записки вобрали в себя многое другое из размышлений Анатолия Гавриловича, на сегодня это как бы «собрание его сочинений», наиболее полные записки, хотя, насколько я знаю, вошло в них еще далеко не все. Заголовок «Глазами рабочего» для меня очевидная параллель с любимой им книгой В. Я. Канторовича «Глазами литератора».

Коллектив формирует ситуация, рассуждает Анатолий Гаврилович в своих письмах ко мне по поводу калужского варианта. Он либо есть, либо его нет, хотя люди и в последнем случае работают рядом. Все зависит от того, что их объединяет.

«Давно надо публично обсудить, если уже не поздно, что же такое коллектив? Обсудить открыто и откровенно. Мы затерли слово «коллектив». Когда его произносят, частенько уже никто не имеет в виду подлинного смысла. Что ни группа людей — коллектив! В печати, по радио, телевидению: коллектив такого-то стройуправления, коллектив предприятия, коллектив учреждения и т. д. Каждая группа — коллектив? Нет, это далеко не так».

«Я член коллективного садоводства. У нас много общего: район, председатель, предприятие, членские взносы, устав. Все свои, знакомые. Можно предположить, что коллектив мы дружный и добрый. А представьте себе, что соседка по садовому участку — физически слабая женщина — копает землю, устала. Вы это видите, а сами собрались ехать домой, да еще, ничуть не смущаясь, подошли сказать ей «до свидания». Разве на производстве частенько такое не происходит? Я свое сделал, значит, перед всеми чист. И многие связи совершенно разорваны, хотя люди состоят в одной организации, у них общая крыша, начальство, общественность».

«В калужском варианте бригады-коллективы, если применять термин физики, своей «массой» уравновесились с «массой» цеховой администрации. Голос бригады во всех заводских делах зазвучал не менее убедительно, чем голос начальника. А коль скоро «массы» уравновесились, то, хочешь не хочешь, на чью чашу весов упадут справедливость, порядочность, забота о деле, тот и перетянет. При разнице в «массе» — отсутствии у коллектива авторитета в заводских «верхах» или, еще хуже, отсутствии самого коллектива (в кавычках-то он всюду и везде есть!) — уравновеситься с мнением (решением, поведением) администратора трудно или невозможно. Все будет зависеть от того, каков администратор. А когда есть советы бригадиров, то на общезаводском совете директор как бы негласно выполняет роль арбитра. Сидит и слушает: право начальство цеховое или нет? Может, бригадиры ошибаются? Или виноваты какие-то заводские службы? Взвешивает. И каждый знает, что «суда сего» не избежать. Нет возможности избежать. А прежде была! Вот в чем разница принципиальная! Иной администратор сущий «полупроводник» — вниз пропускает все, а наверх ничего. Рабочие между собой говорят, у них свое мнение есть, но как наверх сообщишь, если начальник цеха против? Письмо писать? Ждать собрания? Или на личный прием записаться? Выглядит жалобой, если вообще дойдет. Да и при разборе мнение цехового начальства куда весомее. А тут иное. Мнение коллектива-бригады дошло к директору непосредственно по своим бригадным каналам, минуя администрацию. И мастер и начальник цеха заранее знают, что оно дойдет, и все свои решения больше обдумывают, чтобы у «арбитра» не выглядеть худо. Вот и весь механизм. Так я понимаю. Это действительно демократия в производственном управлении. Я сколько работаю, десятки уже лет в промышленности, а такого не встречал».

Позиция Анатолия Гавриловича Солипатрова, полагаю, читателю понятна. Настоящий коллектив складывается лишь при определенных условиях — значит, надо эти условия создать и поддерживать всемерно. Когда мнение настоящего коллектива беспрепятственно доходит до ушей заводского руководства и всерьез учитывается при решении вопросов наряду с точкой зрения администраторов — кровоток в производственном организме происходит быстрее и сам организм омолаживается, здоровеет.

Если вдуматься, открытия в этом нет, таковы неизменные требования партии — учитывать мнения коллектива, подобное как бы само собой разумеется в нашем стиле жизни. На социалистических предприятиях дело не может обстоять иначе! Так уж и не может? Тогда что за нужда повторять и повторять — в партийных документах, с высоких трибун, в передовых и прочих статьях — о необходимости полнее учитывать мнение трудящихся, шире привлекать их к управлению производством. Желание такое есть, необходимость — в еще большей степени. Имеются и примеры, много примеров, когда руководители предприятий считаются с рабочими участков цехов. Но коли не хотим уподобляться известной птице, прячущей голову в песок, коли желаем разговаривать честно, должны признать: не меньше примеров и противоположного характера, печальных.

Любая критическая статья о руководителях производства, от многотиражки до «Правды», как правило, содержит в себе слова: «не считаются с мнением коллектива». Солипатров в этом случае взялся бы утверждать, что там и нет коллектива. И был бы, наверное, прав. Нужно создать такой механизм производственного и социального управления, который исключал бы любую возможность не считаться с мнением группы работников и каждого человека в отдельности. Механизм! Первоклассный механик, Солипатров понимает значение этого слова. А как рабочий-социолог, много размышлявший о психологии рабочего коллектива и знающий поднаготную цеховой жизни, он прекрасно представляет, что механизм этот должен быть одновременно и жестким (иметь свой каркас, мотор, приводные ремни) и гибким, способным откликаться даже на тонкие проявления человеческой души. В калужском варианте он увидел одно из возможных решений, ухватился за него с горячностью.

— Я думаю, — говорил мне Солипатров, — что вы недостаточно подчеркиваете роль Прусса, бывшего директора Калужского турбинного завода, начальника главка. Там коллектив стал реальностью потому, что люди поверили Леониду Васильевичу Пруссу. В маленькой группе, в бригаде лидера видно сразу, он весь как на ладони. А в масштабе завода... Рабочий директора не очень-то знает. Пруссу именно поверили, когда он такие бригады предложил. Поверили крепко, без оглядок и оговорок. В этом сказывается личность Прусса.

— Да, он сам ходил по цехам, разъяснял.

— Турбинному повезло. Не часто заводской руководитель через голову средних администраторов протягивает руку людям у станков. Есть, говорит, непривычный путь, давайте по нему вместе