Циолковский - Валерий Демин

Циолковскому не суждено было увидеть готовый фильм. Он вышел на экраны в 1936 году, уже после кончины ученого…

* * *

К смерти Константин Эдуардович всегда относился философски, считая, что она не играет решающей роли во Вселенной, где царит бессмертие. К нему-то, бессмертию, в его, Циолковского, понимании он всю жизнь и готовился. Болезни переносил стоически, по большей части — на ногах, вплоть до потери сознания. К врачам и лечению у него тоже было необычное отношение. Циолковский считал, что организм сам должен вырабатывать иммунитет, чтобы противостоять болезням. Если же этого не происходит, то никакие врачи и лекарства уже помочь не в силах. Этого мнения он поначалу придерживался и когда столкнулся с первыми признаками тяжелой (и как оказалось — смертельной) болезни. В апреле 1935 года Циолковскому, жалующемуся на постоянные боли в желудке, был поставлен диагноз — рак. Хотя больному, по существующей во все времена традиции, об этом не сказали, он сам почувствовал, что пришла пора подводить итог жизни.

В конце мая он составил завещание, касающееся дома и имущества. Болезнь быстро прогрессировала, врачебный консилиум стал настаивать на госпитализации и операции, но Циолковский отказывался лечь в больницу, отказывался до тех пор, пока положение не стало совершенно безвыходным. Он таял на глазах и 8 сентября наконец дал согласие. Вечером его перевезли в железнодорожную больницу и почти сразу положили на операционный стол. Санитарным самолетом из Москвы сюда уже прибыли два хирурга — профессора Плоткин и Смирнов. Операция была сделана поздно ночью. Но она уже не могла остановить необратимые процессы, ведущие к неминуемому смертельному исходу. Жить оставалось одиннадцать дней.

Сохранились многочисленные фотографии, сделанные в больничной палате. Константин Эдуардович сильно изменился. Говорил мало и с трудом, общаться ему ни с кем не хотелось — даже с родными. Чтобы хоть как-то облегчить страдания умирающего и заглушить нестерпимые боли, ему, никогда не употреблявшему алкоголь, стали давать ром. Он оживился и воспрянул духом, только когда принесли телеграмму И. В. Сталина с пожеланием скорейшего выздоровления и дальнейшей плодотворной работы: «ЗНАМЕНИТОМУ ДЕЯТЕЛЮ НАУКИ, ТОВАРИЩУ К. Э. ЦИОЛКОВСКОМУ. Примите мою благодарность за письмо, полное доверия к партии большевиков и Советской власти. Желаю Вам здоровья и дальнейшей плодотворной работы на пользу трудящихся. Жму Вашу руку. И. СТАЛИН». Константин Эдуардович тотчас же продиктовал ответ: «Прочитал Вашу теплую телеграмму. Чувствую, что сегодня не умру. Уверен, знаю — советские дирижабли будут лучшими в мире. Благодарю, товарищ Сталин». Собственноручно дописал: «Нет меры благодарности. К. Циолковский».

О Космосе он думал до самого последнего мига. Он ведь и сам был частицей Космоса, и каждый атом его расстающегося с жизнью тела оставался бессмертным и живым гражданином Вселенной. Быть может, последнее, что он видел уже в полузабытьи, — ракета, уносящаяся в бесконечные дали Вселенной. Мысленно он следовал за ней.

Смерть К. Э. Циолковского наступила 19 сентября 1935 года в 22 часа 34 минуты — через два дня после того, как ему исполнилось 78 лет. Бессмертие же чисел и дат не имеет. Всё — и хорошее и плохое — разом растворилось в небытии. Десятилетия душевных терзаний и взлетов, непризнания и осмеяния обратились в ничто. Остались лишь немеркнущая слава и вечная благодарность потомков.

Воистину — подлинное величие выдающейся личности по-настоящему осознается только после его смерти. Прощаться с Циолковским вышла вся Калуга. 21 сентября гроб с его телом пронесли к загородному парку: там некогда стоял дом, где по дороге в Оптину пустынь не раз останавливался другой русский гений — Николай Васильевич Гоголь и где он работал над вторым томом «Мертвых душ». На траурный митинг собралось около пятидесяти тысяч человек. Когда гроб опустили в могилу и раздался прощальный салют, над парком, которому вскоре было присвоено имя Циолковского, проплыл красавец-дирижабль. Через год над могилой воздвигли обелиск, точно ракета, устремленный в космическую высь.

Теперь рядом с могилой расположен Государственный музей истории космонавтики, открытый в 1967 году. На демонстрационной площадке — несколько отслуживших свой срок боевых и мирных ракет. Среди них та, что унесла в бессмертие ещё одного великого сына русской земли — Юрия Гагарина. Гений-пророк все предвидел, все просчитал, все спрогнозировал, опередив самые смелые ожидания человечества. Он был уверен, что научно-технический прогресс на нашей планете пойдет именно так! Ибо такова ВОЛЯ ВСЕЛЕННОЙ.

Сияют над Россией звезды — над Рязанщиной, где он родился, над Калугой, где умер, над Боровском и Москвой, над Вяткой и Окой. Они — глаза Космоса. И всегда кажется: они глядят так, будто что-то хотят спросить у землян или сказать. Одному из нас они уже очень много поведали, а он поделился космическим откровением со всем человечеством. Константин Эдуардович Циолковский творчески осмыслил космическую информацию и обратил её в КОСМИЧЕСКУЮ ФИЛОСОФИЮ — Истину на все времена…

Подводя итог жизни и собрав разрозненные сокровенные заметки воедино, Циолковский на первом листе начертал «А 1а Чехов» («На манер Чехова»). В небольшом предисловии к циклу работ, получившему в дальнейшем наименование «Очерки о Вселенной», он пояснил:

«Наук такое множество, излагаются они так подробно, столько написано возов научных книг, что нет никакой возможности для человеческого ума их изучать. Кто и хочет, опускает бессильно руки. Между тем нельзя себе составить мировоззрения и руководящего в жизни начала без ознакомления со всеми науками, т. е. с общим познанием Вселенной.

Вот и я хочу быть Чеховым в науке: в небольших очерках, доступных неподготовленному или подготовленному читателю, дать серьезное логическое познание наиболее достоверного учения о Космосе».

Воистину — кредо подлинного ученого! «Краткость — сестра таланта» — так афористически выразился все тот же Антон Павлович Чехов. Лапидарность слога похвальна не только в литературе, но и в науке. И Циолковский здесь — один из великолепнейших образцов для подражания. Сам же он предпочитал ориентироваться на Чехова. Хотя среди ученых и философов также было немало достойных примеров. Обычно он называл имена Пифагора, Декарта, Лейбница, Ньютона, Паскаля, Лапласа, Шопенгауэра (хотя далеко не каждого из них можно отнести к мастерам афористики). Кое-кто запомнился ему ещё с юности — как по оригинальным изданиям, так и по научно-популярным биографиям, из опубликованных в павленковской серии «Жизнь замечательных людей». В зрелые годы также приходилось возвращаться к этим изданиям, некоторые из них были и в его библиотеке.

Особенно нравилась Циолковскому вопросно-ответная форма изложения. Она помогала ему четко формулировать мысль и как бы сама собой подводила к правильному ответу, а читателю — реальному или потенциальному (в том случае, если работа оставалась неопубликованной) — помогала лучше улавливать логику ученого. Вообще же Циолковский не был здесь оригинален. Такая манера рассуждения и оформление мысли известна с глубокой древности; она встречается и в космогонических гимнах «Ригведы», и в некоторых архаичных зороастрийских текстах, и в «Вопросах к небу» знаменитого китайского поэта и мудреца Цюй Юаня (ок. 340 — ок. 278 гг. до н. э.), и в произведениях ряда мыслителей Нового времени.