Все твои совершенства - Колин Гувер

– Каким образом?

На этот вопрос у него нет ответа. Может быть, дело в том, что он не чувствует себя сломленным. Все, что сломалось в нашем браке, сломалось из-за меня, а как исправить меня, он не знает. Я уверена, что, если бы наша сексуальная жизнь как-то наладилась, это успокоило бы его еще на несколько лет.

– По-твоему, нам следует чаще заниматься сексом? – Похоже, Грэм почти оскорблен моим вопросом. – Ты бы был счастливее, верно?

Он проводит невидимую линию по столу и смотрит на нее сверху вниз, прежде чем заговорить.

– Не буду лгать, что я доволен нашей сексуальной жизнью. Но и не стану притворяться, что это единственное, чего я хочу. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты захотела быть моей женой.

– Нет, ты хочешь, чтобы я была той же женой, что раньше. Не думаю, что тебе нужная такая, какая я сейчас.

Мгновение Грэм пристально смотрит на меня.

– Может быть, ты и права. Неужели это так плохо, что я скучаю о том времени? Когда был убежден, что ты влюблена в меня? Когда ты была всегда рада меня видеть? Когда ты занималась со мной любовью, потому что хотела этого, а не только чтобы забеременеть? – Он наклоняется вперед, пристально глядя на меня. – У нас не может быть детей, Квинн. И знаешь что? Я с этим смирился. Я женился на тебе не из-за детей, которые могли бы у нас родиться. Я полюбил тебя и связал свою жизнь с тобой, потому что хотел быть с тобой всегда. Это все, что меня волновало, когда я произносил свои клятвы. Но я начинаю понимать, что ты, возможно, вышла за меня по другим причинам.

– Это нечестно, – тихо говорю я.

Он не имеет права намекать, что я бы не вышла за него замуж, понимая, что у нас не будет детей. И не может утверждать, что женился бы на мне, если бы знал об этом до брака. Человек не может уверенно заявить, что бы он сделал или как бы себя чувствовал в ситуации, в которой никогда не бывал.

Грэм встает и идет на кухню. Он достает бутылку воды из холодильника, а я молча сижу и смотрю, как он пьет. Я жду, чтобы он вернулся к столу и продолжил говорить, потому что сама еще не готова высказаться. Мне нужно знать все, что он чувствует, прежде чем я решу, что именно мне говорить. Что мне делать. Наконец он садится, тянется через стол и кладет свою руку поверх моей. И серьезно смотрит на меня.

– Я никогда не возложу на тебя ни капли вины за то, что натворил. Я поцеловал другую и виноват в этом только я. Но это только одна проблема из множества проблем в нашем браке, и не во всех виноват я. Я не могу помочь тебе, если не знаю, что происходит у тебя в голове. – Он притягивает мою руку ближе и сжимает ее. – Я знаю, что в последние недели заставил тебя пройти через ад. И очень, очень сожалею об этом. Больше, чем ты думаешь. Но если ты сможешь простить меня за то, что я заставил тебя пройти через худшее, что только можно себе представить, то я уверен, что мы сможем пройти через все остальное. Уверен, что сможем.

Он смотрит на меня с надеждой. Конечно, для него все легко и просто, если он считает, что его поцелуй с другой женщиной – это худшее, через что я прошла. Я бы рассмеялась, не будь я в такой ярости. Я выдергиваю руку и встаю.

Пытаюсь вдохнуть, но ярость, оказывается, заполонила все легкие.

Когда я, наконец, в состоянии ответить ему, то говорю медленно и тихо: мне нужно, чтобы до Грэма дошло каждое мое слово. Я наклоняюсь вперед и упираюсь ладонями в стол, глядя прямо на него.

– Если ты думаешь, что твои шашни с той женщиной – худшее, что можно себе представить, то ты понятия не имеешь, через что я прошла. Ты понятия не имеешь, каково это – испытывать бесплодие. Потому что не ты страдаешь бесплодием, Грэм. А я. Не пойми меня превратно. Ты можешь трахнуть другую женщину и сделать ребенка. А я не могу трахнуться с другим мужчиной и завести ребенка. – Я отталкиваюсь от стола и отворачиваюсь. Думала, этот момент понадобится мне, чтобы собраться с мыслями, но, нет, мне не нужна передышка. Я тут же поворачиваюсь и снова смотрю на него. – И мне нравилось заниматься с тобой любовью, Грэм. Это не тебя я не хотела. Я не хотела страданий, которые приходили потом. Твоя неверность – это мелочь по сравнению с тем, что я испытывала месяц за месяцем каждый раз, когда мы занимались сексом и это не приводило ни к чему, кроме оргазма. Оргазм! Да на хрен он мне сдался! Как было признаться тебе в этом? Я не могла признаться, что стала ненавидеть каждое объятие, каждый поцелуй и каждое прикосновение, потому что все это приводило к худшему дню в моей жизни, который наступал каждые двадцать восемь гребаных дней! – Я отодвигаю стул и отхожу от стола. – Пошел бы ты со своей бабой. Мне насрать на твои похождения, Грэм.

Едва договорив, я ухожу на кухню. Я даже не хочу смотреть на него. Я никогда не была так откровенна и теперь боюсь его реакции. А также боюсь, что мне наплевать на его реакцию.

Я даже не знаю, почему говорю о вещах, которые не имеют отношения к делу.

Я не могу забеременеть сейчас, как бы мы ни ссорились из-за прошлого.

Я наливаю себе воды и отпиваю, чтобы успокоиться.

После нескольких секунд молчания Грэм встает из-за стола. Он заходит на кухню, встает передо мной и прислоняется к стойке, скрестив лодыжки. Набравшись смелости, я смотрю ему в глаза и с удивлением вижу в них спокойствие. Даже после моих резких слов он почему-то смотрит на меня так, будто еще не окончательно возненавидел меня.

Мы смотрим друг на друга сухими глазами. За годы в каждом накопилось множество вещей, которые ни в коем случае не следовало держать в себе. Несмотря на его спокойствие и миролюбие, он выглядит подавленным. Как будто слова, которые я только что выкрикивала, были английскими булавками, проткнувшими в нем дырки, через которые выходил весь воздух. По усталому выражению его лица я могу сказать, что он снова сдался. Я его не виню. Зачем продолжать бороться за того, кто больше не борется за тебя?

Грэм закрывает глаза и сжимает переносицу двумя пальцами. Чтобы успокоиться, он делает вдох и скрещивает руки на груди. Он качает головой, словно, наконец, понял то, чего никогда не хотел понимать.

– Как бы сильно я ни старался… Как бы сильно ни любил тебя… Я не могу стать тем, кем ты всегда хотела меня видеть, Квинн. Я никогда не буду отцом.

Из моего глаза тут же выкатывается слеза. Потом еще одна. Но я стоически не двигаюсь с места, когда он делает шаг ко мне.

– Если весь наш брак… все, чем он когда-либо будет… это только я и ты… этого будет достаточно? Достаточно ли тебе меня, Квинн?

Я в замешательстве. У меня нет слов.

Я смотрю на него, не веря своим ушам, не в силах ответить.

Не потому, что мне нечего сказать. Я знаю ответ на его вопрос. Всегда знала. Но я молчу, потому что не уверена, что вообще должна отвечать.

Молчание, повисшее между его вопросом и моим ответом, создает худший момент непонимания, какой когда-либо случался за все время нашего брака. Челюсть Грэма напрягается. Взгляд становится жестким. Все в нем становится жестким, даже сердце. Он отводит от меня взгляд, потому что для него мое молчание означает не то, что для меня. Он выходит из кухни и уходит в гостевую комнату. Наверное, чтобы забрать чемодан и уехать. Мне требуется все мое мужество, чтобы не побежать за ним и не умолять его остаться. Я хочу упасть на колени и сказать ему, что если бы в день нашей свадьбы меня поставили перед выбором – иметь детей или провести жизнь с Грэмом, – я бы выбрала жизнь с ним. Без сомнения, я бы выбрала его.