Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов

повествует о том, что на этот валун прилетал ангел. Легко и охотно этому верю. Думаю, за столетия здесь жило не мало людей, способных ощутить ангельское присутствие. Может быть, это ангел-хранитель святыни, попечением которого камень сохранился до наших времен?

«Сказ о преподобном Кирилле Белозерском» так же отразил местное предание: «На поляне, где остановились Кирилл и Ферапонт, камень серый, могучий, как столп, возвышался… Камень под преподобным Кириллом как бы вздохнул тяжко и ушёл в землю».

Видимо, и правда камень раньше был значительно выше, но, скорее не он ушел в землю, а сама земля поднялась, любовно обняв святыню.

Покидая Мауру, я думаю о нашем времени. Что с нами стало? Мы смотрим и не видим, видим и не чувствуем, чувствуем, но совсем не то. Лес вокруг. Обычный русский лес.

Дело души

Природу здесь красивой не назовешь — болотистая низина. И речка Сора похожа больше на болото. Место, которое избрал преподобный Нил для своего скита «было дико, мрачно, пустынно». Оно и сейчас такое: «Мхи великие и непроходимые». Глаза здесь томятся, а не отдыхают. Сам преподобный Нил писал: «Нашел благодатию Божией место по мыслям моим малодоступное для мирских людей».

Так часто бывало: святые пустынники хоронились от людей, искали ради этого места малодоступные, но люди всё-равно стекались к ним, кто для подражания иноческим подвигам, кто ради молитв, A сегодня в бывшей Нило-Сорской пустыни — интернат для неизлечимых душевнобольных. Подбирая места для подобных заведений так же всегда исходили из соображений малодоступности, чтобы зрелище массового безумия нормальным людям не мозолило глаза и не терзало душу. Сегодня пустынь действительно «стоит с краю», сюда даже рейсовый транспорт не ходит, но, желая спрятать сумасшедший дом, достигли эффекта прямо обратного, выставив его на довольно широкое обозрение. Имя преподобного Нила известно всему православному миру, ради того, чтобы увидеть места его иноческих подвигов, сюда притекает немало людей, включая иностранцев.

Как современному человеку понять величие духовного подвига преподобного Нила? Глядя на святыню через призму душевных болезней поневоле вспомнишь про идеал духовного здоровья, который воодушевлял православных подвижников. Говоря языком нашего времени, преподобный был гениальным психоаналитиком и уникальным психотерапевтом. Как и любой православный святой, он решил прежде всего исцелить себя. Для нас это очень поучительно, ведь нам известно не мало специалистов по извлечению «соринок» из чужих глаз, не способных из собственного мудрого ока извлечь даже «бревно».

А чтобы из душ людских извлекать инородные предметы, надо очень хорошо ориентироваться на пространстве человеческой души, начиная со своей собственной. Про преподобного Нила говорили, что он «разложил дело души на самые мелкие сокровенные части». В своих сочинениях преподобный писал о «мысленном делании», о непрерывном внимании к каждому малейшему движению своей души, что необходимо для избавления от греховных страстей, разрушающих душу. Это путь постоянного созерцания, богомыслия, сердечной молитвы, внутренней беседы с Богом.

Основа этого «психотерапевтического метода» в понимании того, что если Господь не лечит, напрасно трудится врач. Прп. Нил учил тому, что надо делать, как надо трудиться, чтобы «попасть на прием» к Врачу Истинному. Мирянину, тем более современному, это очень трудно понять. Духовная наука «умного делания» — сокровенный иноческий путь. Его не изучить по книгам, его не понять со стороны. Мирское толкование этого пути всегда в определенной степени профанация. Мы можем лишь изучать внешнее устроение монашеской жизни, понимая, что всё внешнее тут не цель, а набор средств.

Монашеский постриг он принял B Кирилло-Белозерском монастыре, а после 1475 тода ушёл в Грецию на Святую Гору Афон, путешествовал по «странам Цареграда», изучал и проходил иноческую науку. Предметом его внимания были древние скитские уставы, он скопил обширные знания о скитах Египта, Палестины, Афона. Вернувшись на Русь, он поселился на речке Cope, где около 1485 года основал первый в России скит и написал свой «устав скитского жития», дошедший до нашего времени.

Скит — нечто среднее между отшельничеством и общежительным монашеским житьем, которое нам более известно. В лесу на Соре стояли избушки — кельи, в каждой из которых жил один инок. Кельи были поставлены не скопом, а так, чтобы из окна одной из них можно было увидеть одну другую. День и ночь скитские иноки проводили в непрестанной молитве. Покидая свои кельи только четыре раза в неделю, дважды в неделю собираясь на службу в храме. На специально насыпанном холме стояли три храма. Сами кельи стояли практически на болоте‚ от них к храмам были проложены мостки.

Женщинам входить в скит запрещалось. Общей трапезы иноки не устраивали, каждый пек хлеб и питался отдельно, но заботу о материальной стороне жизни всех скитских иноков брал на себя строитель (руководитель) скита, всё необходимое для жизни монахи получали из общей скитской казны. Сам Нил, судя по всему, был не строителем, а старцем, то есть отвечал только за духовную сторону жизни братии.

Это удивительное скитское житие для большинства иноков ближайших к нам столетий стало уже «бременем неудобоносимым». В 30-е годы XIX века пустынь преобразовали в общежительный монастырь. В переоборудованных помещениях этого монастыря и живут сегодня душевнобольные, их здесь более двухсот человек. Там, где процветало «умное делание», ныне- обитель безумия.

В жизни нет ничего случайного. В чем загадка судьбы этого святого места? (О разгадке и спрашивать неразумно.) Почему лечебница душ стала приютом для неизлечимых душевнобольных?

Всякая личность абсолютно уникальна, души человеческие неизмеримо глубоки. Так глубоки, что даже самых близких людей, да и самих себя мы не всегда способны понять. Тем более сложно понять людей, лишенных обычного человеческого рассудка, они живут в мире, который не подчиняется традиционной логике. Кто их знает, что у них на уме, если у них и ума-то в нашем понимании нет. Вот только «Свято место не пустует». Что у них на месте обычного ума?

История христианства знает не мало святых юродивых, блаженных. В наше время их точно упрятали бы в сумасшедший дом. Даже их православные современники не всегда были способны понять, что у юродивых дышит Дух Божий на том месте, где у других людей заурядно пребывает человеческий рассудок. А у других душевнобольных на месте рассудка мрак, природу которого тоже не всегда легко определить.

Кто-нибудь может поручиться, что сегодня в Нило-Сорской пустыни среди больных нет ни одного юродивого, Божьего человека? Может быть, это и есть загадка святого места?

На Соре по-прежнему «мхи непроходимые».

Высокие фрески

Житие при. Ферапонта Белозерского начинается очень неожиданно: «Красоты этого мира, тленные и преходящие, умеют привлекать чувства любящих их и