Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев

— Ради бога. Не горит пока. Но гарантии пятидесятилетней безопасности тоже не включаются…

— И все же… Я бы очень просил вас проводить свою политику поаккуратнее, что ли. Пусть ваши люди публично не ведут себя с черными, как с близкими друзьями. И деньги платите им отдельно от белых. Это же для вас совсем пустяк…

— Ладно. В знак достигнутого нами предварительного согласия я распоряжусь…

— Но о каком согласии речь? Я ничего вам не обещал.

— Эх, дорогой вы мой! Когда люди получают неприемлемое предложение, они отказываются категорически и с негодованием. А если обещают подумать… Это совершенно как с женщинами. Согласны?

Бота неопределенно пожал плечами. Что ему было отвечать? Мысль о том, что он сможет жить, и жить долго, волновала. Если даже в это совсем не верить, все равно…

— И вы меня, конечно, извините, — поставил последнюю точку в разговоре Воронцов, — но сегодня я испытал нечто вроде неприятного удивления. И знаете почему? Ваша страна ведет войну не на жизнь, а на смерть, а вы — один из виднейших генералов и комендант провинции — вместо того, чтобы задать естественнейший вопрос, пришли ко мне с откровенной ерундой.

— Какой вопрос?

— С какой целью происходит переоборудование трофейных пароходов, как мы намереваемся их использовать в общем рисунке боевых действий. Вас же взволновала тема десятистепенной важности. Это — не стратегический подход. Увы…

Не получилось, значит, «избавления», которое друзья праздновали, вообразив отчего-то, что на этот раз все сложности и беды позади. Непонятная эйфория их охватила, странная, в общем, если здраво оценивать все случившееся.

Удолину с его утешительными выводами они поверили или все вместе оказались под воздействием очередного наведенного дуггурами психополя? Какого-то волнового наркотика, вызывающего потерю критического отношения к действительности.

Отчего бы и нет? Умели же странные порождения эволюции, почти ничего не зная о людях, вызывать страх и чувство бессмысленности жизни, как у Шульгина в Барселоне. Почти неизлечимую депрессию, как у Новикова. Потом проверили на Ларисе свою способность формировать положительные эмоции высокого накала. Каким-то образом рекомбинировать естественные эндорфины человека, превращая их в мощный наркотик специфического действия, усиливающий естественные эмоции до крайних пределов.

С подобными препаратами экспериментировал Шульгин в своем институте. А дуггуры пошли гораздо дальше и — дистанционно.

Повозились с Ларисой сутки, записали какие-то характеристики ретикулярной, допустим, формации, и при появлении Шульгина с Удолиным внушили им то, что хотели. Может быть, и сражения в пещерах никакого не было. А если и было, то совсем не в таких масштабах, как им показалось. Зато уж в свою полную и окончательную победу люди поверили безусловно. Иначе повели бы себя иначе.

И все равно методики дуггуров были еще несовершенны. Что-то получалось у них, но — без решительного результата. Упругость психики у людей каждый раз оказывалась выше вражеских эмпирических расчетов.

Но сейчас-то что делать? На размышления остаются считаные минуты. Неизвестно, чем вооружен противник, каковы тактико-технические характеристики «летающих тарелок».

По крайней мере, как убедилась Лариса, пистолетные пули их не берут. И как «тарелки» собираются действовать сейчас? Если их десяток или больше и они разом атакуют со всех направлений? Вряд ли дерево и близкий лес, пусть и состоящий из мощных, в обхват и больше буков, сможет послужить защитой. Как бы не наоборот.

Умей дуггуры по-настоящему лоцировать мысли и эмоции своих противников, что бы они поняли в пестрой мозаике рвущихся наружу и перемешивающихся эманаций? То есть производных от того, что творится в сознании и подсознании шести человек, осознавших очередную смертельную опасность. Каждый воспринимает ее по-своему и по-своему готовится встретить.

Новиков — он старается держать ситуацию под контролем, анализировать обстановку, командовать, как старший по возрасту и званию, считая себя ответственным за все происходящее, за все, во что втянул друзей, пусть и с их согласия. Он надеется, что сил в его распоряжении достаточно, что враг, проигравший все предыдущие сражения, не так уж страшен. Отобьемся. А нет — не мы первые, не мы последние.

Шульгину по большому счету все было почти безразлично. Именно так. Не успел он остыть от одного боя — предлагают следующий. Ну и пожалуйста! Слишком хорошо он помнил все предыдущее. Особенно, что может показаться странным, — не Барселону, не Валгаллу, не жестокую резню с дуггурами в их пещере, а утро под Каховкой тысяча девятьсот двадцатого года. И не себя, тогда еще молодого, полного энтузиазма и веры в то, что нет нерешаемых проблем и «все пули — мимо нас». Он вспоминал офицеров-корниловцев, не рейнджеров из батальона Басманова, обученных всем премудростям войн конца века, а настоящих.

Отвоевавших по три-пять лет, забывших мирную жизнь и себя в ней, готовых идти в последнюю атаку (а сколько их было до этого!), чистящих винтовки неизвестно зачем, разве что по привычке, и не только винтовки, даже и сапоги. Белье сменить не на что, так пусть хоть сапоги блестят в последней атаке.

Сашка не задумывался о тактическом рисунке предстоящего. Что толку? Через несколько минут случится то, что случится. Пулемет «ПКМ» взведен, лента полна патронами, а дальше… Да наплевать на все!

Ирина ощущала холодное спокойствие. Эмоции ни к чему. Столкновение с дуггурами займет всего несколько минут. Все эти человеческие пулеметы и гранатометы — ерунда. Пусть ребята тешатся надеждой. До сих пор им удавалось все. Слишком долго все удавалось. Но везение когда-нибудь должно же кончиться? Отчего не сейчас? Они, наконец, достали очень серьезного противника, и дураками будут эти дуггуры (про себя она произнесла совсем другое слово), если продолжат игру по чужим правилам. Они должны, просто обязаны использовать сейчас неизвестные и непреодолимые примитивными землянами средства. Мало, что ли, они получили информации о технических возможностях этой ветки цивилизации? И после того, что люди учинили на их станции, ответ должен последовать адекватный. Но и Ирина готовилась ответить. Мало им было того, что получили от ее блок-универсала в Москве тридцать восьмого? Сейчас получат кое-что похуже. Нажмет кнопку — и что там какая-то Хиросима?

Лариса испытывала только страх и ненависть. Не видела никаких возможностей к сопротивлению. Пробовала уже. Смотрела на винтовки и автоматы, которые держали в руках друзья, и горько улыбалась. Ей же хватало гранаты, еще позавчера спрятанной в карман. Если ее снова потянут внутрь «тарелки», кольцо она успеет сдернуть. С ужасом или восторгом — как получится. Она сама себя не понимала.

Левашов, ставя гранатомет на боевой взвод, воспринимал происходящее странно. Будто не с ним это творится. До исчезновения Ларисы у него подобный случай глубокой расстыковки с действительностью случился на пароходе «Валгалла» после первого пересечения межвременного барьера. Как-то он, переход, его глубоко шокировал. Полночи играл на рояле, как умел, «Лунную сонату». И ведь полегчало.