Квартирный вопрос, или Байки черного маклера - Татьяна Веденская

Итак, готовы? Усаживайтесь поудобнее, закутывайтесь в одеяло, выключайте свет, зажигайте свечи – сейчас будем рассказывать страшилки. Начинаем? В черном-черном городе, на черной-черной улице (как обычно, то есть в Москве) жила была девочка, которая очень любила дружить с бабушками. Любила она их всей своей невинной девичьей душой, заботилась о них, носила им молоко и валокордин. Только вот была эта девочка… проклята. Как только складывалась у нее настоящая дружба с бабушкой, та тут же умирала. Никто не знал, кто же наложил на нее это страшное проклятие. Может, ее собственная родная бабушка или прабабушка нагрешила с водолазом или еще с кем? Или, к примеру, может, была эта девочка обещана старой злой ведьме, но родители ее не отдали, вот та ее и прокляла. Мол, не будет тебе покоя, будешь ты, девочка, метаться по черному городу в муках и бессилии, а все бабушки рядом с тобой будут умираааать!!!

Девочка каждый раз горько плакала. И зарекалась девочка не водиться больше с бабушками. Обещала дружить теперь только со своими ровесниками, и вообще, лучше, чтоб с мальчиками. Но только… рано или поздно новая роковая случайность происходила с девочкой. И шла она, скажем, по улице в хорошем настроении, с плеером в ушах, с учебником и сэндвичем в рюкзаке и пакетиком со сменкой под мышкой. Бежала вприпрыжку, ни о чем не догадывалась, как вдруг – бац! Бабушка. На дороге! Совсем одна. Такая милая, в чепце, в шерстяной серой шали, улыбается беззубым ртом. Ну как такую не перевести через дорогу?

И снова-здорово. Дружба, однопроцентный кефир в пакете, валокордин… Похороны, завещание или, что еще более вероятно, – договор ренты. Чтобы родственники не докопались. И сидит наша девочка, горько плачет, размазывая тушь по лицу. Ну куда ей столько квартир? Солить их, что ли? Бабушку-то очередную не вернуть. В общем, приходится звонить риелтору.

Пожизненная рента с иждивением – достаточно популярный сейчас договор. Суть его проста: если есть на примете подходящий божий одуванчик, надо с ним подружиться. Условия этой дружбы фиксируются в договоре. К примеру, вы будете по-дружески пару раз в неделю убирать квартиру, привозить продукты и лекарства, а также деньги, а бабушка, из дружеских чувств, перепишет на вас квартиру. Вы становитесь собственником, но бабушку (дедушку) не выселяете, пока они сами, по доброй воле, богу душу не отдадут. А как только отдадут – становитесь правомочным обладателем недвижимости.

На деле договор пожизненного содержания с иждивением имеет много подводных камней. Как с той девочкой, а она на самом деле была моей клиенткой несколько лет. И за эти несколько лет я ей продала что-то около пяти разных квартир. И все, так или иначе, по разным документам, достались ей от престарелых родственников разной степени родства. Вы хотите спросить, убивала ли она стариканов? О, тут я вас разочарую. Не знаю я этого и знать не хочу. Впрочем, не думаю, что убивала. Думаю, что просто умела выбирать бабусь, в которых не совсем крепко живой дух держится. Но бизнес этот, неторопливый, не требующий визитов в офис, работы за экраном компьютера, был весьма прибыльным. Однако если говорить по правде, то от договора ренты чаще всего страдают не бабули, а их более здоровые и молодые рентоплательщики.

Что, удивились? Ну и зря, это вы совершенно напрасно. Знаете, почему так происходит? Да потому, что у нас самое заботливое, гиперопекающее стариков государство, готовое ради них на все. Не смейтесь, я не о размере пенсий. Наше государство готово биться за права пенсионеров до тех пор только, пока речь не идет о живых деньгах. Но в договорах пожизненного содержания государство стоит на стороне пенсионеров. Оно им позволяет эти договоры с условной легкостью и простотой расторгать. Особенно когда в качестве условий выступают не только денежные платежи, но и нематериальные условия. Типа квартирку убирать – а ее же можно убирать хорошо, а можно и плохо. Попробуй докажи. Или навещать и осуществлять «поддержку» в виде экстренных приездов «по необходимости». А опытные рентодатели, к слову, очень в этом всем хорошо разбираются. Так что посидят на ренте годик-другой, заскучают – и в суд. Мол, обманули их. Денег мало дали, обещали больше. Кефир несвежий, а полы пыльные, как в аду. В общем, расторгайте договор, дорогой судья. А денег мы не вернем, их и нет уже. И вообще, надо было добросовестно соблюдать условия договора ренты.

А бывает и так, что хочет-то бабуля как лучше, а получается как всегда. А всегда – оно как? Старики живут одни, в изоляции и заброшенности. Поговорить им не с кем, а дети-внуки плевать на них хотели, у них своих забот хватает. У них экзамены, отпуск, Турция. Не до двоюродной бабки. А потом вдруг становится известно, что к бабке соседка-змея все ходит, ходит со своим кефиром. Полы, подлая, трет, деньги сует, улыбается. Разговоры разговаривает. Заманивает, в общем. Договор заключила, уж года три-четыре как. А как же родные наследники? А как же квартирку потом оставить любимому внучатому племяннику, который всегда бабушку так любил? В глубине души. В общем, под грузом аргументов бабуля ломается, начинает рыдать. Племянничка ж она и в самом деле любит. Он же кровинушка. Вот и бежит бабуля в суд расторгать договор, хоть и стыдно ей, да и претензий к соседке никаких. Кроме разве того, что та ей не родственница, а просто хороший человек.

Всякое бывает. Переходим дальше. Кредиты. Нижеизложенное попадалово хоть и не имеет прямого отношения к моей риелтерской практике, а все ж показательно. Уж очень по-нашему то дело выглядит, по-родному. То есть совсем глупо и как-то даже жалковато. Но, по порядку. Клиентку мою звали… м-м-м… скажем, Юлия. Молодая девчонка, лет двадцати пяти, не больше. Хочет замуж, и жених есть. Жених – немчура проклятая, кажется Крис, – хочет вывезти невесту из России навсегда. Самое забавное, что он у нее был коммунист. Немецкий коммунист. Денег – ни копейки, но говорил громко. Думал, что по-русски, но это был скорее такой русско-немецкий суржик.

Счастье их было хоть и бедненьким, но полным. Почти. Брак они не зарегистрировали и из отечества не свинтили по одной простой причине. Юлия находилась под судом. Не уголовным, а гражданским, и выезд за рубеж ей был заказан. Она взяла в банке кредит и не вернула его. Банк возражал и требовал сатисфакции.

– Ты у меня по миру пойдешь, но отдашь все до копейки! – кричал кредитный инспектор вслед удаляющейся Юлии.

– Я на тебе не могу жениться, на меня твои долги перейдут, а я коммунист, у меня денег нету, – огорчался немчик.

Юлия же замуж хотела, а платить – нет. Вот и пришла ко мне. Как водится, поздно. К юристам, как и к врачам, всегда приходят, когда уже нарывает. Ко мне она явилась, когда у нее в руке был зажат уже десятый вызов от коллекторской компании и повторный вызов в Одинцовский суд.

– Как же так вышло? – удивилась я. – Сколько вы не отдали?

– Двадцать пять тысяч или тридцать, – задумчиво пробормотала она. – Но теперь уже сто.

– Что вы имеете в виду? – удивленно посмотрела я на нее.

Оказалось, что кредита этого она вообще не брала.

– Мне подружка позвонила, сказала, что ее отцу нужны деньги срочно на бизнес. Что ему надо партию товара выкупить для спортивного магазина. Нет у папы достаточно денег на ласты и маски. И нужен человек, который только… ТОЛЬКО! Подпишется формально в банке под бумажками.