Лось и лосось. Фантастические истории - Сергей Бушов

особняка Егора Тимофеевича.

– Не сочтите за нескромность, ответьте, – вдруг сказал Галя, – ведь Домкрат – это не настоящее имя?

– Это имя я дал себе сам, – ответил Домкрат. – Почему я должен называться именем, которое мне дал кто-то другой?

– Но почему Домкрат? – не унималась Галя.

– Домкрат – надёжная штука, увесистая, – парень взлохматил свои чёрные космы и шмыгнул носом. – А вам не нравится?

– Не знаю, право… Впрочем, мы уже пришли. Это со мной.

Привратник покосился на Домкрата, молча кивнул и посторонился.

Они поднялись по парадной лестнице, миновали коридор, на этот раз никого в нём не встретив, и вошли в спальню Гали.

– Извольте снять штаны, – сказала она. – Можете нисколько не смущаться, я осведомлена о строении мужского тела. Я читала «Анатомический атлас» профессора Рейденбрюхнера.

– Без проблем. У меня комплексов нету, тем более, когда меня просит раздеться такая красавица, как вы.

Галя вновь покрылась румянцем. Домкрат обнажил свои костлявые ноги, оставшись только в кожаной куртке да семейных трусах в розовый цветочек, и подал штаны Гале. Галя достала из шкапчика нитки и подушечку с иголками и присела на край кровати. Домкрат опустился в кресло возле. Галя стала сосредоточенно пытаться вдеть нитку в иголку, а Домкрат молча наблюдал.

– Вы не могли бы мне помочь? – наконец обратилась к нему Галя. – Мои глаза не вполне хорошо видят.

Домкрат подсел рядом.

– Дайте попробую. Я, правда, выпимши… Давайте так – вы держите иголку, а я буду в дырку тыкать.

Они оба склонились над иголкой и, прищурившись, уставились на неё. В этот интимный момент распахнулась дверь, и на пороге появился мрачный Егор Тимофеевич.

Галя подскочила на месте, выронив иголку.

– Папенька! – перепуганно вскрикнула она. – Это вовсе не то, что ты думаешь!

– Да я никогда ничего не думаю, – громовым голосом произнес Пахотнюк, злобно вращая глазами. – Ну-ка встань, паршивец!

Домкрат послушно встал.

– Ты кто?

– Домкрат.

– Чьих будешь?

– Не понял…

– Кто твои родители?

– Отца я не знаю, а мать померла тем летом, работала на стекольном заводе…

– И ты вознамерился, ублюдок, мою дочь обесчестить? Да ты знаешь, кто я такой?

– Нет, – честно ответил Домкрат без тени страха в голосе.

– Да я… Да ты вообще что делаешь?

– В смысле, работаю где? Освежителем в шашлычной.

Пахотнюк несколько оторопел.

– Это как?

– Свежую тушки бродячих собак и кошек…

Пахотнюк расхохотался.

– Тушканчик… Ну сейчас я тебя, как кошку, и выдеру…

Он схватил Домкрата за шиворот и поволок к выходу.

– Папенька! Не надо! – кричала Галя, цепляясь за сюртук отца. – Этот человек мне жизнь спас!

– И ты его сразу в спальню притащила? Вся в мать!

Пахотнюк вырвал из её рук штаны Домкрата и швырнул вниз, к двери, а затем резко столкнул с лестницы и их владельца.

– Папенька! Как ты можешь? – закричала Галя, попытавшись кинуться вслед за Домкратом.

Властная рука отца остановила её:

– Куда? Мы с тобой ещё не закончили.

И он повел её назад в спальню, крепко схватив за локоть. Галя, неестественно вывернув шею, смотрела мокрыми глазами на Домкрата, который тяжело поднялся, вытирая с разбитой губы кровь, и крикнул:

– До свидания!

– До свидания… – прошептала Галя.

– Увижу ещё раз – кожу с живого сдеру! – взревел Пахотнюк, не оборачиваясь.

Он втолкнул Галю в спальню, закрыл дверь и повернул в замке ключ. Галя сорвала с головы чепец, бросилась на кровать и разрыдалась.

А Егор Тимофеевич, скрипя зубами, отправился к себе в кабинет, чтобы налить немного спирта и привести себя в чувство. Ему ещё предстояли сегодня важные государственные дела.

III

В Поселении было заведено, что Глава примерно раз в месяц объезжает свои владения. Никакой особой цели не преследовалось, и всё мероприятие было задумано, чтобы показать, что власть о народе заботится и даже вспоминает. Вдоль маршрута, по которому двигался Глава, выставлялись мужики в красных шёлковых рубахах и девки в сарафанах и кокошниках, которые должны были являть Главе всем своим видом пример добродетели, благостного смирения и процветания. Иногда Глава останавливался возле кого-то из них и задавал вопросы о том, как им живётся. Ответы были заучены и оригинальностью не отличались, поэтому чаще Глава предпочитал просто проезжать мимо, не надеясь услышать от людишек ничего для себя нового.

На этот раз Пахотнюк вышел из своего кабинета в легком подпитии и со сравнительно рабочим настроем.

– Михеич! – крикнул он. – Скажи, чтоб закладывали.

Михеич, стоявший до этого момента прислонившись к мраморной колонне, встрепенулся и, шатаясь, направился к лестнице, где благополучно поскользнулся и съехал по ступеням вниз на заднице.

– Осторожней, пьяный осел! – крикнул Пахотнюк. – Кости переломаешь – где мне потом другого такого дурня искать?

– Не волнуйтеся, ваше преосвященство… – пробормотал Михеич. – Враз найдем-с…

– Какое я тебе преосвященство? Совсем, что ли, лыка не вяжешь?

– Не волнуйтеся, – повторил Михеич, выходя в боковое крыло. – Это мы завсегда!

Пахотнюк чинно сошёл по лестнице вниз, одёрнул сюртук и со всей возможною солидностью появился на парадном крыльце, где его встречали приторными улыбками местные начальники, фабриканты и землевладельцы. Егор Тимофеевич поздоровался с некоторыми за руку, остальным же кивнул и за неторопливою беседой с хромым старичком, председателем земской управы, принялся ожидать экипаж.

– Слыхал я, Пафнутий Ленсталевич, будто вольнодумство в народе завелось?

Старичок крякнул и, тряся бородкой, отвечал:

– Никак нет-с, Егор Тимофеич, у нас с вольнодумцами разговор короткий… Как шпики чего такое унюхают, мы сразу к ногтю, и всего делов…

– Это правильно, – сказал Пахотнюк, переминаясь с ноги на ногу. – Нечего там бузотёрить… А как с агитацией дела обстоят?

– Да как же… Замечательно обстоят. По всем партячейкам последние директивы разосланы, в профкомах работа ведётся. Не извольте сомневаться!

– Ну, рад слышать… А! Вот, наконец, и экипаж.

К парадному крыльцу подъехал огромный джип вороной масти, запряжённый шестёркой лошадей. Михеич восседал на козлах, установленных на крыше, и явно был доволен собой, гордо оглядывая толпу.

Пахотнюк, председатель управы Рябинкин, глава торговой палаты Глухарёв и ещё пара чиновников забрались в экипаж. Глава высунулся из окошка и крикнул кучеру:

– Эй ты, там! Трогай!

– Куда изволите сперва, ваше-сходительство? – уточнил Михеич.

– Да как обычно, – ответил Пахотнюк. – В Серебрянку. И не гони, дурень, я тебя знаю.

Михеич взмахнул кнутом, потеряв равновесие и едва не свалившись с козел. Лошади нехотя тронулись, и джип покатился вперед. За ним последовала деревянная телега с чиновниками рангом пониже, до сей поры ожидавшая чуть поодаль.

Серебрянкой назывался небольшой райончик Поселения на отшибе. Он нравился Пахотнюку за то, что там всё время было к чему придраться – то