Целиком и полностью - Камилла Деанджелис

может позволить себе родить еще одного.

– О, – вздохнула я.

Кипящая на плите кастрюля источала чудесный аромат, разлетавшийся по всему дому. У меня громко заурчало в животе, и мы оба рассмеялись. Трэвис положил каждому по большой порции. Прежде чем взяться за свою ложку, он сжал ладони и склонил голову.

Тушеное мясо определенно удалось, но когда Трэвис оторвался от еды и пристально посмотрел на то, как я ем, мне стало немного не по себе.

– Что-то не так? – спросила я.

Он покачал головой, слабо улыбнулся и опустил ложку в миску. Мы съели добавку, а потом еще одну. В окна залетал прохладный вечерний ветерок. На дереве во дворе сидела какая-то птица, распевая незнакомую мне песню.

Трэвис не позволил мне помыть посуду.

– Чувствуй себя как дома, – сказал он, поворачиваясь к раковине. – На десерт я принесу тебе сладкое печенье с лимонадом.

Я уселась на диван.

– Не стоит так утруждаться, спасибо.

– Я не утруждаюсь.

Он помолчал, сжимая в руке мыльную губку.

– Просто так приятно снова о ком-то заботиться.

Он покачал головой, как будто споря сам с собой.

– Нет, не о ком-то – о тебе, дочери Фрэнка. Твоему отцу я никогда не смогу приготовить ужин, но смогу хотя бы тебе.

В комнате повисло неловкое молчание. Закончив мыть посуду, Трэвис взял упаковку лимонада, налил два стакана и разложил на блюде печенье из коробки. Поставив угощенье на кофейный столик, он сел рядом со мной, глубоко вздохнул, и я поняла, что мне не понравится то, что он сейчас скажет.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – медленно начал он, – кое в чем признаться.

Он вдруг показался мне не таким уж похожим на плюшевого мишку.

– Признаться?

– Мне действительно не хочется, чтобы тебя сцапали органы опеки. Все правда. Я правда хочу помочь тебе.

Меня накрыла усталость.

– Просто скажи, Трэвис. В чем дело?

Он снова глубоко вздохнул.

– Это я виноват в том, что твой отец так с собой поступил.

– Что? – уставилась я на него. – Как?..

– Я подумал, что ему будет легче, если я найду доказательства того, что он не одинок, что он не единственный. Я долгие месяцы искал нужных людей, думал, как задавать правильные вопросы. Я понимал, что это опасно, но мне было наплевать на опасность.

– Каких людей? – спросила я. – Какие вопросы?

Взгляд у Трэвиса стал грустный и серьезный.

– Ты умная девочка, Марен. Я знаю, почему ты продолжаешь задавать вопросы, ответы на которые тебе уже известны.

Я уставилась на блюдо с печеньем. Еда вдруг комом встала у меня в горле.

– Зачем вы мне это говорите?

– Я знал, что ты приедешь, – продолжил Трэвис. – Я знал, что ты окажешься такой же, как он.

У меня вдруг возникло такое же ощущение, как в тот раз с миссис Хармон, когда она лежала мертвая на диване, – как будто я парю в нескольких милях над своим телом.

– Понимаешь? – тихо спросил он. – Я виноват, потому что рассказал ему о том, что узнал. Я думал, это утешит его, но я не сообразил, что он подумает о тебе. Это было ужасное время, – пробормотал он. – И для него, и для меня.

Он поднял голову. В бледных глазах сверкал страх.

– Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?

Я покачала головой.

– До этого ему и в голову не приходило, что ты можешь оказаться такой же. Эта мысль сломила его, Марен. Вот почему он… он… – Трэвис с трудом сглотнул, мельком глянул на меня и снова уставился в пол. – Вот почему он покалечил себя. Из-за меня. Я пытался помочь, но сделал только хуже.

Он прижал ладони к глазам.

– Но такова вся моя жизнь. Пытаюсь помочь, но не получается. Только все порчу.

Мне стало дурно. Я не винила его – просто хотелось, чтобы он ничего такого не рассказывал.

– Ты не виноват, Трэвис.

Он вытер глаза и попытался выдавить из себя улыбку.

– Не верю, но когда ты так говоришь, мне становится лучше.

– Не понимаю, – сказала я, немного помолчав. – Ты что, вправду искал таких, как мы?

– Меня заинтересовали такие люди. – Он пожал плечами. – Как заинтересовали бы всякого. Захотелось узнать, как, казалось бы, обычный, совершенно нормальный на вид человек вроде тебя может проглотить кого-то, словно голодный великан из сказки. Я этого не видел, но знаю, что это возможно. Я знаю, что такое бывает на самом деле.

– А ты не боялся, что тебя… – Мой вопрос повис в воздухе.

Трэвис вздохнул.

– Какая разница…

Впервые за все время выражение его лица мне не понравилось.

– Меня все равно никто не любит, – он сказал это почти сердито.

– Куда ты ездил? Как нашел их?

– Несколько лет назад у меня был друг из полиции, и однажды мне представился случай расспросить его. Я рассказал кое-что из того, что знал – не называя Фрэнка по имени, конечно, – а он сказал, что лишь немногие полицейские готовы обсуждать эту тему. Люди все время пропадают, а когда тела не находят, то это списывают на подобные случаи. Иногда полицейские знают, кто это сделал, но никто еще не смог предоставить доказательств. «Едоки» бывают с виду самыми обычными людьми, законопослушными, благонадежными и все такое. Друг даже назвал кое-какие имена. Вот так я их и нашел. Встретился с некоторыми в баре, куда они заходили перед тем, как вернуться с работы к жене и детям. С женщинами или детьми я не встречался, хотя о них мне рассказывали. Женщины тоже такое делают.

Он поставил локти на колени, закрыл глаза и потер переносицу, как мама.

– Не удивлюсь, если среди них бывают и полицейские. У моего знакомого были подозрения.

Мне опять вспомнилась вышивка над входом в полицейский участок – я подумала, насколько ошибочным было то высказывание.

– Невозможно так жить все время, не пытаясь сбежать, – сказала я.

«Или не оказавшись за решеткой», – добавила я мысленно.

Все мечты о том, как мы будем жить с отцом под одной крышей и заниматься всем тем, чем занимаются обычные семьи, теперь казались мне глупыми и нелепыми.

Трэвис покачал головой и посмотрел на меня.

– Каждый раз вы с матерью по-быстрому собирались и переезжали на новое место?

Я кивнула.

– А ты никогда не задумывалась о том, что было бы, если бы вы остались?

Я покачала головой.

– Может быть, и ничего, – сказал он. – Но вы думали, что вам нужно сбежать, вот вы и сбегали.

Я встала и принялась расхаживать по комнате, не в силах находиться так близко от него после всего сказанного.

– Я