Флорентийский монстр - Марио Специ

— Вы уверены? Мне это не приходило в голову.

— Говорят, что в 1968-м стрелял ваш отец.

— Он был слишком труслив для такого дела.

Специ спросил:

— Когда вы покинули Флоренцию?

— В 1974-м. Сперва уехал на Сардинию, потом на озеро Комо.

— А потом вернулись и женились…

— Верно. Женился на подруге детства, но брак распался. Мы поженились в 1982-м, а расстались в 1985-м.

— Почему?

— Она не могла иметь детей.

Именно этот брак был аннулирован как не состоявшийся, «impotentia coeundi».

— А потом вы женились снова?

— Я живу с женщиной.

Специ спросил полушутя, как бы завершая интервью:

— Можно задать вам провокационный вопрос?

— Конечно. Не обещаю, что отвечу.

— Вопрос таков: если «беретта» двадцать второго калибра хранилась у вашего отца, то легче всего похитить ее было вам. Например, во время незаконного вторжения весной 1974-го.

Антонио ответил не сразу. Он, казалось, обдумывал ответ.

— Я могу доказать, что не брал ее.

— Как же?

— Если бы я ее взял, — он улыбнулся, — то пустил бы пулю в лоб отцу.

— Продолжая ту же линию рассуждений, — заметил Специ, — вас не было во Флоренции с 1975 но 1980-й, в те самые годы, когда не было убийств. Когда вы вернулись, они начались снова.

Антонио не дал прямого ответа на это утверждение. Он откинулся на спинку стула, широко улыбаясь:

— То были лучшие годы в моей жизни. У меня был дом, меня хорошо кормили, и все эти девушки… — Он присвистнул и сделал жест, обозначающий у итальянцев занятие любовью.

— Итак, — беспечно продолжал Специ, — вы не… Флорентийский Монстр?

Пауза был совсем короткой. Антонио ни на миг не перестал улыбаться.

— Нет, — сказал он, — мне больше нравятся живые киски.

Мы поднялись. Антонио проводил нас до двери. Открывая ее, он склонился к Специ. Он заговорил негромко, все тем же сердечным тоном, переходя на фамильярное «ты».

— Ах, Специ, совсем забыл сказать еще одно, — голос его стал жестким и угрожающим. — Слушай и запоминай: я в игры не играю!

Мы со Специ сдали в «Нью-Йоркер» статью о Флорентийском Монстре летом 2001 года. На лето мы с семьей вернулись в Штаты, на старую семейную ферму на побережье штата Мэн. Тогда я много работал с редактором «Нью-Йоркера», правя и переписывая статью. Срок публикации был назначен на третью неделю сентября 2001 года.

Мы со Специ предвкушали, что выход статьи вызовет в Италии большой отклик. Общественное мнение Италии давно утвердилось в мысли о виновности Паччани и его «друзей по пикникам». Большинство итальянцев проглотили и версию Джуттари о тайных и могущественных приверженцах культа, которые стояли за Паччани и компанией. Американцы могут презрительно относиться к идее стоящей за преступлениями сатанинской секты, но итальянцам она не представляется необычной или неправдоподобной. С самого начала ходили слухи, что за убийствами стоит некто важный и влиятельный — врач или аристократ. Поиски сатанинской секты выглядели логическим развитием этой идеи, и большинство итальянцев считали их оправданными.

Мы надеялись пошатнуть их уверенность.

Статья для «Нью-Йоркера» выдвигала очень сильные доводы в доказательство того, что Паччани не был Монстром. В таком случае его признавшиеся «друзья по пикникам» оказывались лжецами, и версия Джуттари о секте сатанистов, построенная только на их показаниях, рушилась. После чего оставалась только одна линия расследования — сардинский след.

Марио знал, что карабинеры втайне продолжают работать по сардинскому следу. Тайный осведомитель Марио, неизвестный мне, сообщил ему, что они ожидают подходящего момента, чтобы обнародовать результаты розыска. «Il tempo е un galantuomo, — сказал Специ осведомитель. — Время — джентльмен». Специ надеялся, что публикация статьи в «Нью-Йоркере» подстегнет карабинеров к действию и направит следствие на верный след — что приведет к разоблачению Монстра.

— Итальянцы, — говорил мне Марио, — чувствительны к общественному мнению в Америке. Если такой видный американский журнал, как «Нью-Йоркер», объявит Паччани невиновным, это вызовет фурор — именно фурор!

Лето 2001 года шло к концу, и наша семья начинала готовиться к перелету из Бостона во Флоренцию, назначенному на 14 число, чтобы с 17-го дети могли приступить к учебе.

11 сентября 2001 года все переменилось.

Около двух часов в тот долгий и страшный день я выключил телевизор, стоявший в кухне нашего дома в штате Мэн. Взяв с собой шестилетнего Айзека, я вышел пройтись. День сиял красками осени, последним победным кличем жизни перед наступлением зимы, свежий воздух пах дровяным дымком, небо сверкало синевой.

Мы прошли через недавно скошенные поля за фермой, мимо яблоневого сада и направились по заброшенной лесосеке в лес. Через милю мы свернули с дороги в чащу, разыскивая бобровый пруд, скрытый в самой гуще леса, где жили лоси. Я хотел уйти от всех следов человеческого существования, найти для себя место, не оскверненное ужа сом этого дня. Мы пробились сквозь густой ельник и медленно зашагали по болоту, покрытому сфагнумом. Через полмили солнечный луч пробился между древесными стволами. Мы вышли к бобровому пруду. Поверхность его была совсем черной и гладкой, отражала склонившийся к воде лес, а здесь и там краснели пятна листьев, слетевших с осенних кленов, толпившихся у берега. Пахло зеленым мхом и влажными сосновыми иголками. То было первозданное место, безымянный пруд на неизвестном ручье, вне добра и зла.

Пока мой сын собирал погрызенные бобрами ветки, у меня нашлась минута собраться с мыслями. Я задумался, хорошо ли покидать страну, когда на нее нападают. Обдумывал, безопасно ли лететь с детьми самолетом. И гадал, как этот день повлияет на нашу жизнь в Италии, когда мы вернемся туда. В последнюю очередь мне пришла в голову мысль, что наша статья для «Нью-Йоркера» о Флорентийском Монстре вряд ли увидит свет.

Подобно большинству американцев мы решили жить как жили. В Италию мы вылетели 18 сентября, как только возобновились полеты. Друзья-итальянцы устроили для нас прием в апартаментах на пьяцце Санто-Спирито, с видом на большую церковь, построенную Брунеллески. Войдя в квартиру, мы словно попали на похороны; наши итальянские друзья один за другим подходили и обнимали нас, иные со слезами на глазах, принося свои соболезнования. Вечер был мрачным, и под конец его наша знакомая, преподававшая греческий в университете Флоренции, прочла стихотворение Константинаса Кавафиса «В ожидании варваров». Она прочла его сперва в оригинале, по-гречески, а потом на итальянском. В стихотворении описывалось, как римляне позднего периода империи ожидают прихода варваров. Я никогда не забуду последних строк, которые она продекламировала в тот вечер: