Зеркало смерти, или Венецианская мозаика - Марина Фьорато

Тут, как маяк, показывающий безопасный путь, появились освещенные окна ее квартиры.

Свет? Там кто-то есть? Алессандро?

Сердце тяжело и болезненно забилось, когда она вставила ключ в замок, но это оказался не он, а его кузина. Марта сидела за столом с разложенной перед ней «Иль гадзетино». Она подняла глаза и улыбнулась. Леонора вошла с раскрасневшимися от холода и надежды щеками.

— Fa freddo, vero?

Леонора кивнула, сняла перчатки и шарф.

— Холодно.

День квартплаты. Я и забыла. Слава богу, еще есть деньги от Аделино. Кто знает, что будет в следующем месяце? Я не могу потерять и этот дом.

В кухне она достала деньги из марокканского горшочка (тайник такой очевидный, что даже вор-любитель тотчас бы его обнаружил). Слышно было, как Марта тактично складывает и убирает зловредную газету. Леонора заплатила Марте за будущий месяц и предложила бокал вина. Хозяйка заколебалась.

— Даже не знаю… Хотя да, пожалуй.

Леонора открыла бутылку вальполичеллы и отвернула водопроводный кран. Ожидая, пока вода станет обжигающе ледяной, Леонора искоса посматривала на подругу, кузину любимого человека. В их лицах не было сходства, ничего, что взволновало бы сердце. И все же сегодня она заметила в Марте что-то от него: знакомую нерешительность, дистанцию, замешательство. Леонора наполнила свой стакан водой и поставила оба на стол.

Что она скрывает?

Леонора села, повисла пауза.

— Алессандро сегодня придет? — наконец спросила Марта.

Леонора подняла от стакана удивленные глаза. За время беременности она видела его не так часто, как хотелось бы, но все же они достаточно времени проводили друг с другом, чтобы считаться парой. Когда они были вместе, он вел себя как образцовый бойфренд и будущий отец. Он говорил о ее растущем животе, воображал ребенка, помогал ей с неизбежными и волнующими приготовлениями в квартире. Но совместное проживание откладывалось. По какой-то причине он уклонялся от этого разговора. Квартира медленно превращалась в жилище для новорожденного, но для Алессандро в ней места не находилось. Праздники они проводили вместе. Он пообещал, что сегодня их ждет карнавал.

— Он придет после работы, — ответила Леонора его кузине.

Марта кивнула. Она еще помолчала, набрала в грудь воздуха и пододвинула к себе газету.

— Я и не знала, что он до сих пор встречается с Витторией. Я видела их в «До мори», когда шла к тебе.

Леонора отметила ее интонацию прежде, чем поняла смысл слов. Однажды она уже слышала такой вот наигранно-беспечный тон. Она поняла, что это значит, и ей вдруг стало холодно, как на улице.

Джейн. В Хэмпстеде. Когда рассказывала мне о Стивене.

В сковавшем ее ужасе она ухватилась за имя, которое произнесла Марта.

— Виттория?

Марта вздохнула.

— Виттория Минотто. Они с Сандро жили вместе, пока ее не повысили и не перевели в другой город. Она уехала из Венеции, но сейчас вернулась. Тебе это, конечно, известно. Ты… с ней встречалась.

Да, она отняла у меня работу. А теперь и Сандро?

— Разве он тебе не говорил? — удивилась Марта.

— Нет. Да. То есть говорил, что встречался с какой-то журналисткой, но я не думала… Не догадалась, что это она.

Глупо, глупо.

— А после статьи? — нахмурилась Марта.

— Его не было тогда, — покачала головой Леонора. — Он учился на курсах повышения квалификации. Я даже не знаю, что ему известно.

У нее кружилась голова. Эта женщина, сексуальная, коварная, была его любовницей? И с ней он согласился жить в то время, как она, мать его ребенка, вынуждена справляться одна? Она невольно положила руку на живот. Этот жест стал ей привычным.

— С тобой все в порядке? — разволновалась Марта.

Леонора изобразила улыбку. Ей вдруг захотелось, чтобы Марта ушла. Ей нужно подумать. Она понимала, чего стоило Марте это предупреждение: венецианцы, как и большинство итальянцев, очень преданы своим семьям. Леонора продолжила беседу с наигранной веселостью. Ей казалось, что прошла вечность, но на самом деле разговор длился несколько минут. Наконец Марта поднялась и надела пальто.

— Это еще ничего не значит, — сказала она неуверенно у самых дверей. — Цивилизованный человек должен поддерживать хорошие отношения с бывшим партнером. Сандро никогда не желал никому ничего плохого. Он любит непринужденность.

Непринужденность.

Теперь она, по крайней мере, поняла, почему они не вместе. Он жил с Витторией, и она его обидела: уехала от него. А теперь вернулась?

А как же я?

Она долго еще сидела за столом со стаканом воды и смотрела на дверь. Скоро в нее должен войти Алессандро. Шок ушел, его сменил гнев, и она обдумывала встречу.

Нет. Не так. Нельзя, чтобы это повторилось.

Стивену она выложила все, что знала, и он ушел. Опыт преподал ей урок. Нужно верить в невиновность Алессандро, поскольку об альтернативе и подумать страшно: что ей делать одной в городе, ставшем для нее чужим, с ребенком на руках и без работы?

Нет, я подожду. Буду надеяться. Пусть он подумает.

Она знала, что это трусость. Когда он пришел с зимней улицы, она обняла его. Они поужинали, поговорили о ребенке и о предстоящем карнавале. Он казался взволнованным. Сердце ее сжалось, когда она подумала, что причиной тому Виттория. Тем не менее она приняла его в постели и доставила ему удовольствие, насколько могла. Только потом, ненавидя себя за слабость, она задала единственный вопрос.

— Сегодня у меня была Марта. Ты разминулся с ней на несколько минут. Я думала, ты придешь в семь. Что-нибудь случилось?

Голос его звучал сонно.

— Задержался на работе. Кража антиквариата в Ка д'Оро.[85]Это дело все никак не закончится.

Я поймала тебя на лжи. Вот и доказательство.

Она с трудом повернулась — мешал живот — и уткнулась в подушку. Она не хотела, чтобы он видел слезы. Ребенок толкнул ее, отреагировав на движение. Леонора обняла живот и заплакала: о себе и о нем. Она почувствовала прикосновение к спине.

— Я люблю тебя, — пробормотал Алессандро.

Он впервые это сказал. Слишком поздно.

Карнавал. В пышном, как торт, Дворце дожей праздник. За изящным белым фасадом — таинственные темные залы. Кажется, само здание надело маску. Ярко разодетые гости вьются между белых колонн галереи исполинской цветастой лентой. Над их головами, как потемневшие зубы в безупречной улыбке, — две выцветшие колонны, стоящие отдельно от своих собратьев. Согласно легенде, эти колонны навеки запачканы кровью преступников, которых вешали и четвертовали здесь. Но веселящейся толпе сегодня не до того. Люди смеются и тараторят, словно попугаи. Серениссима бурлит: месяц пляшет с принцессой, Пьеро беседует со слоном, а коту позволительно смотреть на короля.