Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!» - Максим Марголин

Шел к концу отчаянный сорок второй год. Потерян Севастополь, утрачены огромные территории на юге, немцы дошли до Кавказа, на берегу Волги сражение за разбитый артиллерией и авианалетами Сталинград подбиралось к своей кульминации. Великая страна изнемогала в борьбе с сильным и безжалостным врагом. И создание ЧГК именно в это время, возможно, являлось еще одним сигналом, знаком из Кремля, посланным советскому народу: «Ничего, ничего, сдюжим! А из них — НИКТО не уйдет от ответа! Расплатятся за все!».

Председателем Комиссии назначили председателя ВЦСПС Николая Шверника, в ее состав вошли секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов, писатель Алексей Толстой, академики — историк Евгений Тарле, нейрохирург Николай Бурденко, юрист Арон Трайнин, гидроэнергетик Борис Веденеев, биолог Трофим Лысенко (да-да, тот самый, спустя шесть лет громивший генетику во время приснопамятной сессии ВАСХНИЛ), знаменитая летчица Марина Гризодубова и митрополит Киевский и Галицкий Николай.

В марте 1943 года было принято положение о Комиссии, а 3 апреля утверждены штат и смета. В соответствии с положением в республиках, областях и районах были созданы местные комиссии, которые работали под руководством ЧГК. К началу 1944 года действовало 19 областных и республиканских комиссий. Была создана соответствующая Комиссия и для Латвийской ССР.

Преступления немецких оккупантов должны были устанавливаться актами по заявлениям советских граждан, путем опроса потерпевших, свидетелей, судебно-медицинских экспертиз и осмотров мест совершения преступлений. Членам комиссий вменялось в обязанность устанавливать виновников злодеяний — организаторов, подстрекателей, исполнителей, пособников, фамилии, воинские звания, номера частей, названия учреждений и организаций. Акты должны были быть максимально точными и объективными, с детальным указанием данных свидетелей, удостоверяющих факт преступления, к ним прилагались документы — протоколы опросов, заявления граждан, заключения экспертиз, фотоснимки, трофейная документация. Акты составлялись непосредственно на местах совершения преступлений в месячный срок после освобождения советских территорий.

Поток заявлений хлынул в Комиссию после освобождения Риги 13 октября 1944 года. Люди, прошедшие ад Саласпилса, чудом спасшиеся из Рижского централа, Лиепайской и Валмиерской тюрем, уцелевшие на самом краю расстрельных рвов Румбулы и Бикерниекского леса, спешили рассказать…

Все протоколы опросов начинались совершенно одинаково: «Я, такой-то, проживающий там-то, образование такое-то, член ВКП(б), ВЛКСМ или беспартийный, ХОЧУ (или СЧИТАЮ СВОИМ ДОЛГОМ) сообщить следующее…»

Но вот начало одного протокола выглядело весьма необычно…

1 декабря 1944 года доцент Латвийского университета Ольга Траумберг предварила свои показания следующей фразой: «По ТРЕБОВАНИЮ ГЧК могу показать следующее…» Такое странное начало заинтриговывало, и стоило почитать дальше…

«Весной 1943 года меня прикомандировали к этому Институту медицинской зоологии как энтомолога, чтобы читать латышским дезинфекторам на латышском языке лекции по вредным насекомым в медицине, курсы продолжались 4–5 дней. Всего обучила около 150 дезинфекторов. Обучение проходило в виде лекций и практических работ, которые, в том числе, проводил и немец Абсхаген, а переводил еврей Гурвич, работавший в лаборатории. Практические работы состояли в том, что расследовали разного рода уже раньше приготовленные препараты и живые объекты, например, кормление вшей в разных стадиях. Для этой цели вши воспитывались в лаборатории и их кормил лаборант Гурвич. Вши иногда отправлялись (по рассказам) в Берлин профессору Гаазе как научный материал. Институтом руководил доктор Штейнигер, который часто разъезжал то в Германию, то в Литву, то в Эстонию. Цель поездок мне неизвестна.

Во внутреннюю жизнь института я не вмешивалась и не знаю, ибо это короткое время, которое я должна была там провести, была очень занята своими лекциями и работой по курсам. Секретарем была латышка студентка Бисирис. Как служебный персонал работали евреи, например, повар был еврей — его фамилии не знаю, знаю только, что он был ученый-лесовод. С остальными мне не приходилось сталкиваться. В последнее время к институту был прикомандирован студент ЛУ Расиньш, который должен был исследовать борьбу с крысами. Я лично за прикомандированный год еще исследовала применение деревенских бань к освобождению от вшей. Для этой цели я ездила в Латгалию и Лифляндию, где исследовала разного рода деревенские бани, насколько они применимы к уничтожению вшей. Написанную работу директор отослал в Германию…»

Признаться — непонятно! Что тут такого особенного? Занималась доцент-энтомолог почтенным делом — борьбой с педикулезом всеми доступными тогда методами. Зная, что ныне в Латвии просто эпидемия вшивости, может быть, даже имеет смысл поискать в немецких архивах ее работу о целебных противу вшей латгальских банях?

Но тут появились другие свидетельства…

«Заявление в ГЧК Семена Пейроса, проживающего по ул. Базницас 32-6 от 29 ноября 1944 года.

В феврале 1943 года я был отправлен администрацией гетто на работу в Институт медицинской зоологии. Прибыв туда, я заметил трех евреев из гетто, которые указали, что помимо общих работ — по заготовке дров, содержанию дома и двора в чистоте, меня ждет главная работа, которая заключается в том, что мы должны собой кормить вшей. На следующий день в 8 часов утра я должен был явиться в лабораторию, где мне велели засучить рукава и к рукам привязали 8 клеток, наполненных вшами, приблизительно 15–20 тысяч штук. В течение 20–30 минут вши сосали кровь, после чего сытые вши снимались, а моя рука была сильно искусана и воспалена. Очень часто в процессе кормления у меня появлялось головокружение и на следующий день повышенная температура. Кормежка производилась два раза в сутки, а в последнее время даже три раза… (Я вам поясню, читатель. Представьте себе круглую жестяную баночку вроде упаковки от карамели „Пиенас ласе“, только чуть больше диаметром, сантиметров так в пятнадцать. Вместо дна — марля, сверху — или крышечка, или тоже марля. Внутри — вши. Вот этим-то марлевым донышком клетка прикладывалась к руке. Вши через марлю кусали кожу у вышеупомянутого Семена Пейроса, а также Михаила Пейроса, Давида Домицера, Рувима Михельсона и других евреев. Вши отправлялись в Берлин, потом привозились обратно и рассылались по территориям, видимо, инфицированные тифом. В Берлине занимался д-р Гаазе, сопровождала груз бактериолог Анна-Мария Шлоте.)

…В нашей обязанности было собирать вшей в гетто, в концлагерях, в лагерях военнопленных и кормить их собой. Неоднократно над нами производились эксперименты. Мне за ворот сорочки было засыпано от 500 до 700 вшей. Эту сорочку я обязан был носить днем и ночью в течение 15 суток, после чего там вши выложат свежие яички. Потом сорочку держали на морозе две недели и затем я вновь должен был ее носить в течение 15 дней, чтобы проверить, насколько яички вшей выдерживают холод.

Часто приезжал Ланге, офицеры, Плюдау.

В июле 1943 года нашу группу из 5 человек хотели заменить каторжниками, эту замену запретил окружной комиссар Лозе, мотивируя тем, что должны кормить вшей исключительно евреи…