Княжья Русь - Александр Мазин

В Червне Богуслав и его люди задержались на полный день. Первым делом наведались выразить почтение воеводе. Грамотка открыла им ворота кремля. Воевода, правда, их не принял, тем не менее во дворе кремля русы побывали и увидели много полезного.

Затем Богуслав и Антиф посетили церковь. Сложенная из ровных ошкуренных стволов, свежевыбеленная, устремленная в небеса, Богуславу она очень понравилась. Убранство внутри было бедновато, без привычной Богуславу ромейской богатой пышности, но вырезанный из простого дерева Спаситель глядел ясно и просветленно. Он не презирал собственную боль, как это делали нурманы и варяги, смеющиеся в лицо своим мучителям. Для него боль не имела значения. Он видел Истину.

Славке вдруг стало стыдно. Ведь он пришел сюда не молиться.

Шурша рассыпанным по полу сеном, Славка отошел от распятия, взял у безногого служки толстую желтую свечу, самую большую, и смиренно, с колен, поднес Спасителю. Прошептал молитву и вернулся к спокойному, не ведающему сомнений Антифу.

— Опасно у них свечи стоят, — негромко произнес Антифа.- Упадет одна — и всё вспыхнет.

Славка представил, как его свеча падает с престола на сухое сено и стремительный огонь охватывает Спасителя. — Представил — и содрогнулся.

— Не вспыхнет, — пробормотал он. — Господь не допустит…

Между тем церковь наполнялась людьми. На русов косились. Уж очень они выделялись своими сверкающими доспехами.

Вот об этом Славка не подумал. Дома он ходил в храм без брони. В чистой белой рубахе. Но тут даже и не подумал, что идет к Богу оружным. Слишком привык к железу.

Появился священник. Невысокий, толстенький, непривычно гололицый.

Началась служба. Славка плоховато знал латынь, но понимал почти всё. Пусть крестились здесь по-другому да и кланялись не так, но обряд-то одинаковый.

На блюдо для сборов Славка положил золотую номисму. Маленький священник, сам собиравший даяния, глянул на него удивленно, а позже, украдкой, спрятал ромейскую монету в одеяниях. Видно, чтоб не искушать золотом паству.

Когда Богуслав подошел к нему после службы и представился, священник повел себя настороженно. Однако грамотка сандомирского настоятеля произвела нужное впечатление, и червенский священник пригласил Богуслава к трапезе.

Кушали вкусно. Кушали и слушали. Славка вел себя правильно. Где надо — помалкивал, где надо — вставлял какую-нибудь новость, услышанную от Фредрика. То есть старательно изображал доверенное лицо германского епископата.

Червенский пастырь расслабился и поведал Славке много интересного о вновь завоеванных землях. В основном жаловался на дикость и свирепость местных язычников. Сожалел, что у него мало средств для того, чтобы по-настоящему нести свет в погрязшие в бесовстве души. Жаловался на воеводу, который, вместо того чтобы крушить кумиров и приводить к Кресту, сиднем сидит в крепости. Заботится лишь о безопасности дороги и о собственных удовольствиях.

Славка кивал и мотал на ус. Время от времени вставлял какую-нибудь латинскую фразу.

Провожал его священник в полном убеждении, что имеет дело не с разведчиком киевского князя, а с доверенным лицом германского императора, внедренным в киевскую дружину.

Хриси с Соколиком вызнавали нужное по-другому. Пиво-медовуха, бурные пляски и даже драка из-за девок с дружинными лехитами, закончившаяся, впрочем, вполне мирно: совместной выпивкой, новыми девками и новыми плясками. Корчму, впрочем, погромили знатно. Но заплатили щедро, так что до жалобы воеводе дело не дошло.

Соколик, а особенно Хриси вели себя так, как и должны себя вести изрядно разбогатевшие свободные воины. Охотно заводили знакомства, охотно угощали и угощались сами.

К ночи, когда упившиеся и уплясавшиеся повалились спать: кто — на лавки, кто под стол — уже и непонятно было, кто тут рус, а кто лехит.

Вернувшийся от священника Богуслав столкнулся в корчме с местным сотником…

— Собачьи дети! — завершил лехит длинное и замысловае описание свойств собственных подчиненных.

— До утра, — сказал Славка.

Лехит кивнул, соглашаясь. Привести в подобающий вид перепившихся вояк — никакой надежды.

— Воевода — что? — спросил Богуслав.

— Взбесится… — ответил лехит, — …если узнает.

Два сотника обменялись понимающими взглядами.

— Эй, корчмарь! — гаркнул лехит. — Пиво осталось? Или эти ухари все выдули?

— Для тебя, пан сотник, найдется, — корчмарь (тоже лехит) взбодрил шлепком девку-подавальщицу, и та кинулась в погреб.

— Я угощаю! — заявил Славка.

— А потом — я! — отозвался сотник.

— По очереди, — уточнил Славка, и оба опять обменялись понимающими взглядами.

Времени до утра — много.

К полудню следующего дня отряд Богуслава покинул Червень. Они узнали все, что требовалось. Всё вплоть до интимных вкусов воеводы. Будь у Славки под рукой сотни две гридней, он взял бы Червень играючи. Начальник нынешнего караула теперь — у него в приятелях. А сам караул, пропьянствовав полночи и опохмелившись поутру, лехита от руса с пяти шагов не отличил бы. В Киеве за такое безобразное состояние им бы уже выдали плетей или наказали деньгами. Но воеводе вчера доставили новую девчонку: молоденькую, беленькую — как он любил. Поэтому он и не принял Богуслава.

— Три дня кувыркаться будет, — поведал сотник. — Потом выгонит, а нам — новую искать.

Кони осторожно перебрались на восходный берег Буга.

В этом месте течение было довольно быстрым, зато вода неглубокой: Антифов соловый, самый мелкий из четырех, даже брюхо не замочил.

— Привал, — объявил Богуслав. — Соколик на страже, Хриси — на тебе обед, Антиф…

— Погоди, сотник, — негромко сказал Антиф. — Я слышу: едут. Оружные.

Хриси, уже стянувший с головы шлем с войлочной подбивкой, с явным неудовольствием нахлобучил его обратно, затянул ремешок.

Из-за поворота показался первый всадник: лехит в свободной длинной кольчуге. Ее негромкое побрякивание и услыхал Антиф. Лехит жевал лепешку и запивал из фляги.

Увидав, что спуск к реке перегораживает четверка воинов, лехит неуважительно швырнул лепешку в дорожную пыль, а флягу сунул в сумку. Но коня не остановил, и через несколько мгновений русы увидели весь лехитский отряд. Он был невелик. Четыре воина и…

— Во! — изрек Хриси, почесав спину под воротом череном плети. — Нашли, кажись, новую девку для червенского воеводы!

Четверо лехитов ехали гуськом по дороге. Третий вел в поводу лошадь, поперек седла которой был приспособлен длинный сверток, в котором опытный глаз легко познавал покойника. Последний лехит волок на аркане молоденькую девчонку с копной соломенных, порядком запыленных волос на мотающейся, как у тряпичной куклы, головенке.