Империя Зла - Юрий Никитин

Американец вскрикнул в испуге:

– Нет-нет!.. Только не стреляй!.. Я никогда такое нескажу!.. На колени? Пожалуйста, стану на колени...

Он с готовностью бухнулся на колени. Акбаршах в отчаянииоглянулся на Ахмеда, на русских. Лицо его было бледным, как мел, в глазахстояли слезы, пухлые детские губы дрожали. Валентин хмуро кивнул. Он начиналдогадываться, почему арабские шейхи послали знатного отпрыска в их отряд.Почему мудрые старцы решили показать ему душу Запада сразу, целиком.

А Карпентер проговорил негромко, косясь на мускулистогоараба, у которого черные, как крылья дьявола, брови грозно сошлись напереносице, а глаза сверкают, как угли:

– Мэри... потерпи. Это всего лишь тело.

Он расстегнул штаны, нагнул американку и поставил ее начетвереньки. Араб и русский смотрели заинтересованно, в глазах было недоверие.То ли не верили, что американец решится на такую гнусность, то ли не думали,что у гяура что-то получится вообще под дулами автоматов.

Карпентер закрыл глаза, начал дышать медленно, положив ладонина белые упругие ягодицы, стараясь перенестись в то время, когда без разборухватали и пользовали всех девок в общежитии, а те тоже хватали даже незнакомыхпарней – прямо за хвосты, это же всего лишь секс, можно не знакомиться, дажелица не запоминаешь и не всматриваешься, только плоть, только горячее давлениев низу живота, в чреслах...

Террористы переговаривались, он слышал в незнакомом говореудивление, успел подумать, что у него получается, и тут горячая кровь началанаполнять чресла. Я герой, мелькнула мысль, я не испугался этих черномазых...чернозадых. У меня нормальные инстинкты, а это значит, что я не скованстрахом...

Мэри застонала сквозь стиснутые зубы. Он похлопал поягодице, сказал негромко:

– Расслабься. Расслабься! Не давай этим скотам поводаржать.

– Не могу, – простонала она.

– Расслабься... или потерпи. Главное, мы выживем. Апотом посмотрим, кто посмеется последним!

– Ладно...

Мигель, ее жених, сидел рядом. Сначала старался не смотреть,все-таки его невесту пользует этот верзила, потом подумал с вялой злостью: а вчем дело? Психоаналитики правы, это всего лишь тело. Все равно после этогослучая они попадут в руки психиатров, их поместят в психореабилитационныецентры, где на дикой природе под журчанье ручьев восстановят душевноеспокойствие, так необходимое для долгой и полноценной жизни в благополучномобществе.

Он видел как глаза Мэри повернулись наконец в его сторону.Он посоветовал сипло:

– Расслабься. Это все лишь тело.

– Мигель, мне... трудно...

– Это предрассудок, – объяснил он терпеливо, вдуше поднималась злость, что женщина не понимает, создает лишниезатруднения. – У меня до тебя были женщины, у тебя до меня были мужчины.Представь себе, что...

– Мигель, – прошептала она, – но сейчас ятвоя невеста.

Но голос ее дрогнул и прервался на полуслове. Карпентерсдавил ее ягодицы крепкими пальцами, она не то всхлипнула, не то вздохнула,наконец-то начиная ощущать его без отвращения, а может быть еще как безотвращения

– Что они делают? – вскрикнул Акбаршах жалко. Егоглаза лезли на лоб, он отшатнулся, оглянулся за поддержкой на старшеготоварища, но лицо Ахмеда было недвижимым как горы Хеврона, полно презрения кэтим существам, одевшим личину человека.

– Смотри, – посоветовал он. – Ты должензнать, с какими людьми воюешь.

Акбаршах вдруг закричал тонким сорванным голосом. Автомат вего руках задергался, дуло заблистало огнем, словно туда вставили бенгальскуюсвечу. Грохот выстрелов швырнул американцев на пол раньше, чем их достиглипули.

Акбаршах кричал и, присев на корточки, водил стволом,поливая пленных стальным градом. Они кричали, стонали, пытались бросаться настены, прятались один за другого, забивались под упавших. Наконец боек сухощелкнул и одновременно утих последний вопль, только слышались еще хрипы, из-поднеподвижных тел выползали струйки крови, превратились в широкие красные потоки.Крови в грузных откормленных американцах было много, она залила пол полностью,даже утопила в красном пальцы раскинутых рук молодой американки.

Ахмед ухватил его за плечо:

– Ты что натворил?.. Что ты натворил!

– Как они могли? – кричал Акбаршах в страхе иотчаянии. Его лицо кривилось, дергалось, глаза стали отчаянными. – Какони... могли? Это же люди?.. Люди, да?

Ахмед ответил тяжело:

– Не уверен.

На грохот прибежал Валентин. Быстро охватил все общимвзглядом, все понял, стиснул зубы. Ахмед вскричал горестно:

– Это моя вина!.. Зачем я так, ишак безмозглый?

Валентин с тяжелой злостью отвел взгляд от забрызганныхкровью тел:

– Сопляк! Ты так ничего и не понял.

Акбаршах всхлипывал, его трясло:

– Но я... я не мог...

– Ты не понял, – повторил Валентин жестче. –Ты их убил, так они сочли. Это ты знаешь, что спасал... и мы знаем. Но они,когда совокуплялись, когда ползали в дерьме, они не понимали... что, сохраняяшкуры, убивают...

– Они...

– Слушай меня, щенок! У них уже не было душ, понял? Этоже американцы! Это только желудки, счета в банке, автомобили. А ты, спасаяих... спасая от позора, спасая их лица, убил наш единственный шанс вырваться!

Акбаршах стоял бледный, губы вздрагивали, а горячие словакомандира, казалось, все еще не доходили до сознания.

– Они не должны... – прошептал он однимигубами. – Они позорили и меня... и всех людей перед небом!.. Перед своимиотцами и дедами...

Ахмед сказал саркастически:

– Скажи еще, что сам Джордж Вашингтон просил тебяпристрелить их!.. Что будем делать, командир?

Он смотрел гордо, челюсть выдвинул, а плечи расправил ещешире. Мужчина должен умирать красиво. И не винить друг друга в сметный час,ошибиться мог любой.

В дверях появились Дмитрий, Сергей. Лица их были каменными.В глазах Дмитрия мелькнула тоска, что вот уже и оборвалась жизнь, но челюстьвыдвинул еще дальше, чем Ахмед, а грудь расширилась и укрупнилась широкимипластинами мускулов.

Валентин пожал плечами, голос был твердый, хотя усталый иневеселый:

– Они слышали грохот выстрелов. Слышали даже крики...Мы не можем предъявить живых! Сейчас начнут штурм. Как принято у них, сперватрусливо забросают издали гранатами с какой-нибудь дрянью, чтобы насвывернуло... а когда обессилеем в собственной блевотине, придут и повяжут.

Ахмед щелкнул затвором: