Плесните любви, пожалуйста! - Джеки Коллинз

Этого Джероми уже не мог вынести. Ведь Люка – этот белокурый латиноамериканский бог – принадлежал ему, и только ему. Что он делает на сцене вместе с этой волчицей в женском обличье, с которой он когда-то – страшно подумать! – был близок?

Каким-то чудом Джероми все же пережил концерт, однако его ждало еще одно испытание – традиционная послеконцертная вечеринка, которая проходила в переполненной гримерке звезды. В небольшой комнатке собралось несколько десятков человек – прихлебатели, старые поклонники, молодые поклонники, менеджеры, промоутеры, агенты и пара фотографов, и Джероми сразу забился в самый дальний угол и затаился в надежде, что его никто не потревожит. В праздновании он не принимал почти никакого участия – только наблюдал.

Самое неприятное заключалось в том, что Люка то ли не заметил его подавленного настроения, то ли ему было наплевать. Как и большинство присутствующих, все свое внимание он уделял Шаке, и та буквально купалась во всеобщей любви и поклонении.

Чертова шлюха! Чем больше времени Джероми проводил в обществе певицы, тем сильнее он ее презирал и ненавидел. И ревновал. Ведь она отнимала у Джероми самое дорогое, что у него было!

Затравленно озираясь по сторонам, Джероми в конце концов встретился взглядом с одним из танцовщиков сопровождавшего Шаку кордебалета. Это был высокий, худой, наголо бритый парень в коротких кожаных шортах, почти не прикрывавших его накачанный, мускулистый зад. Все танцовщики, разумеется, были одеты одинаково, но этого парня Джероми приметил еще на сцене. Сейчас, разглядывая его практически в упор, он почувствовал пробуждение знакомого азарта. Парень явно был «в теме».

Они еще некоторое время пристально смотрели друг на друга, потом Джероми слегка склонил голову, движением бровей указывая на выход.

Люка все еще ломал комедию перед своей бывшей женушкой, поэтому он не заметил, как выскользнул за дверь его любовник. На то, что практически сразу за ним вышел один из танцовщиков, Люка и вовсе не обратил внимания.

Так и не обменявшись ни словом, Джероми и парень зашли в мужской туалет и заперлись в одной из кабинок. Там Джероми осторожно погладил танцовщика по бритой голове, свободной рукой сражаясь с молнией на брюках. Еще мгновение – и парень, опустившись перед ним на колени, принял в себя его распухшую плоть.

Возбуждение, которое испытывал Джероми, казалось еще острее от того, что их каждую минуту могли застать с поличным.

Разрядка наступила быстро. Содрогнувшись в последний раз, Джероми принялся поспешно заталкивать обмякший член обратно в штаны.

Ни одного слова так и не было произнесено.

Вскоре Джероми снова оказался в переполненной гримерке. Кажется, его отсутствия никто не заметил. Люка и тот вспомнил о его существовании лишь минут десять спустя и подошел к Джероми со словами:

– Что, заскучал?..

«Заскучал!.. В каком мире он обитает, хотел бы я знать?»

– Да нет, все в порядке, – ответил Джероми, машинально провожая взглядом своего недавнего партнера по сортирному сексу, который ловко двигался сквозь заполнившую гримерку толпу. «Как смазанный», – подумалось ему. – Я только подумал, – поспешно добавил он, – что завтра мы улетаем довольно рано и нам следовало бы получше выспаться.

– Ты прав, – серьезно кивнул Люка. – Пойдем попрощаемся с Шакой. Она тебя очень любит.

Наглая ложь!

Все же Джероми поплелся за партнером туда, где, словно царица на троне, восседала Шака. Ее старательно наведенный макияж поплыл и размазался: под глазами появились черные пятна, как у енота, а кроваво-красные губы казались необыкновенно большими и толстыми. «Как женский половой орган, – неприязненно подумал Джероми. – Ей-богу, у нее не рот, а какое-то влагалище!»

– Спасибо, что пришел на мой концерт, – поблагодарила его Шака, сопроводив свои слова широкой фальшивой улыбкой.

Ах, знала бы она!..

Джероми открыл рот, чтобы ответить что-то приличествующее случаю, – и едва не задохнулся от густого, сладкого запаха духов и пота, который, точно облако, обволакивал певицу.

– Я получил огромное удовольствие, – пробормотал он наконец. – Ты была… – Он запнулся, подыскивая подходящее слово. – …Восхитительна!

– Естественно, – величественно ответила Шака. – Я никогда не разочаровываю своих поклонников. – И, довольно сухо кивнув Джероми (ибо она прекрасно знала, как он относится к ней на самом деле), Шака повернулась к Люке и крепко обняла его. Поцеловав бывшего мужа в губы, она принялась что-то быстро шептать ему по-испански. Джероми испанского не знал – его молодой любовник прекрасно владел английским, поэтому он не считал нужным выучить хотя бы несколько слов и сейчас очень об этом жалел. Ему страшно хотелось знать, что нашептывает Люке эта жирная корова. Впрочем, по большому счету, не было особой разницы, говорила Шака по-английски или по-испански; главное, это был тот ласковый интимный шепот, от которого на молодом, красивом лице Люки неизменно появлялась блаженная улыбка.

Проклятье! Похоже, его партнер снова поддался чарам этой похотливой толстухи! Это следовало прекратить раз и навсегда, и Джероми поклялся себе, что непременно что-то предпримет – и как можно скорее.

Иначе никакой жизни у него с Люкой не будет.

А без Люки что за жизнь?

Сьерра очень боялась предстоящей поездки. Ей становилось почти физически плохо при мысли о том, что она будет вынуждена находиться с Хэммондом в одной – пусть и очень роскошной – каюте на яхте, откуда не уйти и не убежать. Да и Касьяненко она почти не знала. Только однажды она очень недолго беседовала с ним на одном из официальных политических приемов в Вашингтоне. Тогда они просто обменялись любезностями, и Сьерра так и не успела понять, что он за человек. Вряд ли, решила она, Касьяненко так уж сильно отличается от ее мужа, который отзывался о русском исключительно как о потенциальном спонсоре, способном вложить значительные средства в его избирательную кампанию. В последнее время Хэммонд и вовсе гонялся за Касьяненко, как пес за особо лакомой косточкой.

Вечером накануне отъезда в Мексику Хэммонд, как бывало довольно часто, допоздна задержался в офисе, и Сьерра вздохнула с облегчением. Днем они побывали на официальном обеде, во время которого ей пришлось вести себя как образцовой жене популярного политика – улыбаться, кивать, снова улыбаться. В костюме от Сент-Джона и с аккуратно завитыми и уложенными волосами, она выглядела как готовая первая леди, и Хэммонд отлично это знал. Она и нужна-то была ему только по этой причине – те немногие, кто не захочет проголосовать за него, проголосуют за нее, точнее – за созданный ею образ верной спутницы и соратницы своего мужа. А раз так, значит, ей не выкрутиться.

Одного этого было достаточно, чтобы у Сьерры холодели руки, а по спине пробегали мурашки.

У Хэммонда была мечта. И эта мечта заключалась в том, чтобы стоять на ступеньках Белого дома под руку с ней.