Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко

Вот такой золотой человек.

Прошли годы. Я стал священником и настоятелем храма. И пригласил отца Бориса к себе на приход. Он приехал в воскресный день, благо дача его была недалеко от моего прихода.

После богослужения я вышел на проповедь и рассказал прихожанам, какой отец Борис замечательный человек и как я его люблю. А у него по щекам текли слезы.

Когда я окончил Академию, в Семинарии начались перемены. Гайки стали закручивать. И с помощников Инспектора отец Борис был снят. За мягкость и за то, что не отдал на растерзание Инспекции одного провинившегося бурсака, а покрыл его вину любовью. Но кто-то донес. И правда и справедливость восторжествовали. Но правда ли и справедливость ли?..

…

При Инспекторе, как я уже неоднократно упоминал, существовал штат помощников Инспектора, мы их называли коротко – помощники.

Были среди них достойные люди, были подлые и непорядочные. В общем, это понятно. Если человек рвется занять это место – место фискала и надзирателя, то это тоже достаточно ясно характеризует его. Почему-то порядочные люди долго на этом месте не удерживались.

Когда я поступил на первый курс Семинарии, новым помощником стал один студент Академии, третьекурсник Иван Д. Это был молдаванин, простой, молчаливый парень. Сначала это был очень хороший человек, но потом в нем стали происходить какие-то странные процессы. Этот человек стал меняться на глазах в худшую сторону. Прежние люди, которые имели с Иваном хорошие отношения, отошли от него. Иван стал делать подлости, выслеживал, вынюхивал. Шла мощная деградация, которая просто пугала. Через два года Иван превратился в самого опасного и непредсказуемого на подлости помощника. Мы его очень боялись, так как немало ребят были исключены из Семинарии и Академии именно из-за него.

Когда этот студент окончил Академию, он остался просто помощником Инспектора. У него был духовный наставник и старший друг – протоиерей Ливерий Воронов. Это был удивительный старец, отсидевший в сталинских лагерях как участник Псковской духовной миссии (кто смотрел фильм В. Хотиненко «Поп», понимает, о какой миссии я говорю). Отец Ливерий был доктором богословия – высший богословский чин Русской Православной Церкви, выдающимся богословом и поистине святым человеком. Мы его очень любили. Любил его и, более того, как сын был к нему привязан и Иван. Для нас было загадкой: как такой подлый человек может окормляться у ног отца Ливерия?

К тому времени отец Ливерий был в плохом состоянии. Ему было около 90 лет, и он уже не преподавал, только иногда появлялся, сухонький и ветхий, и медленно брел по коридорам. Вероятно, отец Ливерий не знал про административные проделки своего духовного сына. А сын этот был предан старцу невероятно. Каждый завтрак, обед и ужин Иван нес из трапезной поднос с тарелками и кормил отца Ливерия (отец Ливерий жил в домике при Семинарии). Он не доверял никому этого делать. По вечерам Иван читал отцу Ливерию книги, водил его гулять.

И вот отец Ливерий умер. Гроб, усыпанный цветами, три дня и три ночи стоял в нашем академическом храме. Двери храма были открыты, так что каждый студент мог зайти, сесть на скамеечку и помолиться о почившем профессоре, подумать о чем-то своем. И все три дня и три ночи у гроба простоял Иван Д. Какие нечеловеческие силы нужно было иметь, чтобы, не шелохнувшись, скорбеть трое суток у гроба?.. Мы ничего не могли понять. Мы шли мимо храма, например, в трапезную, шли на занятия… Иван недвижимо стоял у гроба.

Какие мысли были в его голове? Какие чувства теснились в его сердце?..

Мы этого не знаем, но произошло чудо перерождения человека. После похорон отца Ливерия Иван ушел с поста помощника. Он попросил прощения у всех, кого обидел, он сделал это частно перед каждым и перед всеми; он стал защищать нас и помогать. Из негодяя он стал защитником и другом студентам. А через несколько месяцев он исчез. Говорили, что ушел в какой-то дальний монастырь…

Послушания

«Послушание превыше поста и молитвы», – цитировали нам в Семинарии монашескую поговорку чуть ли не каждый день. И в любое время дня и ночи могли снять нас с уроков, освободить от богослужения, поднять с постели и отправить на послушание.

Что такое послушание? Это какое-то задание, которое дается семинаристу Инспекцией. Это может быть работа на кухне, уборка территории, какие-нибудь строительные работы, помощь при храме, и прочее, и прочее…

Были послушания постоянные, например человек получил послушание прислуживать в алтаре, были послушания временные. Временное послушание – это когда тебе дают задание и ты должен его выполнить, отчитаться и после этого становишься свободен.

Чем младше курс, тем больше послушаний. Первокурсники на послушаниях трудятся очень часто. Это может быть через день, может быть каждый день, а может и по два послушания за день. От курса к курсу студентов задействуют все меньше. Студенты Академии на хозяйственных послушаниях не задействуются.

В 1990-е годы, когда я учился, особенно в 91–94-м, было голодное время. Цены росли, продуктов было немного. Тем более трудно было Семинарии и Академии, ибо из Патриархии никакой помощи не поступало, а надо было кормить несколько сотен студентов (трапеза у нас для студентов была бесплатной). В то время некоторые владыки из провинциальных русских епархий присылали в Семинарию грузовики с овощами и фруктами. Соберут где-нибудь в Твери урожай капусты и отправляют машину на адрес Семинарии. Порой бывало, что в один день мы разгружаем картошку, в другой день морковь, а на третий яблоки. Этим и питались. Спаси, Господи, этих владык, которые помогли нам в то время выжить.

И вот наш Ректор придумал такую вещь: он договорился с новооткрытым монастырем – Введено-Оятским женским, – что из монастырских угодий выделят несколько гектаров земли для Семинарии. И мы там будем сажать картошку. Это будет немалым подспорьем. Сажать картошку и собирать урожай будут привозить студентов.

Году в 93-м, кажется, это был сентябрь, а может, и октябрь, мы поехали. Я не совсем точно помню месяц нашего сбора урожая, но помню, что было холодно. Утром лужи покрывались стеклом льда: наступишь – оно с хрустом ломается. И еще были дожди. Нудные, мелкие, постоянные.

Человек десять привезли в монастырь, дали место ночлега на сеновале в холодном корпусе. Обитель только что передали епархии, и она представляла собой печальное зрелище. Обезображенный храм, ободранные, полуразвалившиеся корпуса, до революции бывшие прекрасным уютным монастырем.

Мы приехали вечером, нас накормили пустой кашей и