📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгФэнтезиПещера - Марина и Сергей Дяченко

Пещера - Марина и Сергей Дяченко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 105
Перейти на страницу:

– Это Раман Кович, – повторил он пять раз с упорством, достойным лучшего применения. – Будьте любезны передать господину Тодину, что с ним хотел говорить режиссер Раман Кович…

Все пять милых голосов прекрасно знали, кто такой Раман, и горячо пообещали сделать все возможное, чтобы и господин Тодин узнал о его звонке.

Собственно, это все, что Раман может сейчас предпринять.

За вечно распахнутыми окнами кабинета весна сменялась летом; томик пьес Вечного Драматурга Скроя, удобно устроившийся во внутреннем кармане пиджака, прожигал Раману бок. Надо ехать домой, надо взять чистую бумагу и карандаш, надо сосредоточиться, прикинуть, расписать…

На лестничной площадке курила девочка из массовки. Увидела Рамана, улыбнулась дважды – первый раз скромно, второй раз кокетливо. Милое, чистое лицо, тонкие длинные ножки, рассыпчатые кудри, полнейшая радость жизни – глупенькая, зато какая заразительная…

– Вы неплохо работали сегодня утром, – сказал он, задержав шаг.

Девочка покраснела и хлопнула ресницами:

– Я старалась…

– Старайтесь и дальше, – он поднял палец, как иллюстрация из нравоучительной детской книжки. – Возможно, скоро у вас появится роль побольше, только придется очень много работать… Таков наш тяжкий хлеб – работа, работа, еще раз работа!..

Девочка сияла. Назидательный палец Рамана затек; он опустил руку, кивнул облагодетельствованной им лапушке и двинулся по лестнице вниз.

Как мало надо человеку… как мало надо для полного счастья юной девочке из массовки. И какой он, Раман Кович, угрюмый, озабоченный и старый.

* * *

Представление о времени она потеряла сразу же.

Лечащий врач, доктор Барис, оказался высоким сутулым человеком с профессионально доброжелательной усмешкой. Процедуры, призванные вернуть Павле ее пострадавший рассудок, не требовали, оказывается, Павлиного соучастия, и потому ее на второй же минуте погрузили в полусон. Ощущение было гадкое – Павла будто плавала в жгучей жидкости, пыталась и не могла открыть глаза, ей казалось, что доктора хотят отрезать ей ногу. Обязательно отрезать ногу, а она беспомощна и не может остановить их…

Потом она по-настоящему потеряла сознание. Еще потом она пришла в себя оттого, что ей обтирали лицо прохладным и липким, а над головой висели два напряженных, каких-то каменных лица, и в одном из говоривших Павла узнала доктора Бариса, а другой был ей незнаком. Обоим, казалось, плевать было на распростертую на столе пациентку, они спорили, они сцепились не на жизнь, а на смерть, а Павла равнодушно смотрела на их схватку. У Бариса дергалась щека, тот, второй, так злобно поджимал губы, что скоро их не осталось вовсе, только черная прорезь рта:

– …если он узнает…

– А как по-другому?! Эти методы… Он хочет чужими руками… и в речку войти и штанишек не замочить?..

– Результат… изоморфная форма…

– …синапс… нет, ты посмотри!

– …ты первый…

А потом вдруг все кончилось. Павла перестала чувствовать и помнить.

Она не знала, сколько прошло часов. Она проснулась от его присутствия.

Открыла глаза – и долгую секунду верила, что окончательно тронулась умишком.

Он сидел у самой кровати, на табурете. Павла явственно слышала исходящий от него запах, тот, что успел сделаться не просто знакомым – родным.

– Тритан…

– Привет, дружище.

Через минуту она уже тыкалась носом в его замшевую безрукавку; еще через минуту с трудом поднялась с постели, и пижама, еще недавно сидевшая «изящненько», теперь повисла на ней, как балахон скомороха.

– Павла… – она не могла понять выражения его глаз. Как будто бы что-то его напугало.

Она через силу улыбнулась:

– Что? Облезлая я, некрасивая?..

– Ты похудела, – сказал он глухо.

Она улыбнулась на этот раз обижено:

– Ничего… Я буду много есть и растолстею снова…

Он смотрел без улыбки. Слишком серьезно. Как-то непривычно смотрел, чуть ли не трагично; Павла фыркнула:

– Послушай, мне тебя успокаивать, что ли? Нет, хорошо, конечно, что ты не утешаешь, как медсестра… Но зачем глядеть на меня, как на дохлого бельчонка?

Он притянул ее к себе, так, чтобы она не могла видеть его глаз. Спрятался, подумала Павла. И впервые за прошедшую неделю испытала что-то вроде удовольствия.

Ей было приятно, что он ТАК за нее переживает. И очень хорошо, потому что ТАКАЯ реакция не позволит ей жаловаться. Она не станет рассказывать про эти длинные-длинные дни, мерзкие-мерзкие процедуры, вечный фонтан за окошком, бесстыдный унитаз посреди комнаты и два всевидящих глаза, глядящих на пациентку из-под потолка.

– Тритан… Как ты думаешь, я уже немножко более здоровая? Чем была, а?..

– Думаю, да, – сказал он рассеянно, и она обрадовалась, потому что привычные интонации наконец-то возвращались к нему.

Расставание получилось парадоксальным.

Уже обо всем переговорив, уже попрощавшись, уже разомкнув руки – они обнялись снова; попытка разойтись повторялась трижды, потом Тритан высвободился, не оборачиваясь, двинулся к двери, остановился, опустив голову, думая о своем.

– Приходи скорее, – сказала она его сгорбленной спине.

Он обернулся.

Его смуглое лицо казалось теперь белым, как сметана. И глаза, обычно светлые на темном, глядели теперь двумя темно-зелеными провалами.

– Тритан, – сказала она испуганно.

– Ты… Павла. Иногда мне кажется – я знаю, для чего жить… А главное – как. Понимаешь?

– Нет, – ответила она честно.

Он смотрел теперь мимо нее – в окно:

– Если когда-нибудь… тебе случится подумать обо мне… плохо, вспомни, Павла… как мы с тобой говорили… о вранье. Есть одна правда… самая главная. Что бы ни случилось… я буду беречь тебя.

– Я верю, – сказала она быстро. – Что ты, Тритан…

– Все будет хорошо, – сказал он глухо. Не глядя на Павлу, вернулся, правой рукой подхватил легкий табурет, левой отодрал со стола забытый обрывок пластыря; спустя секунду он уже стоял, как электромонтер, на краешке табурета, и прилаживал на бессонный, притаившийся под потолком глаз непроницаемое белое веко.

– Тритан?!

– Я не могу без тебя жить, – сказал он сквозь зубы. – Вот какая неприятность, видишь ли… Жизнь слишком короткая и редкостная вещь, чтобы…

Он спрыгнул с табурета и перебазировался к объективу напротив; Павла, проведшая в обществе камер долгую тяжкую неделю, содрогнулась от непривычного ощущения.

Взгляд, давивший на нее много дней и ночей, померк. Будто вырвали иглу, сидящую в затылке.

1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 105
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?