Романовы. Ошибки великой династии - Игорь Шумейко

Из моря документов по этому направлению выберем два, хронологически обрамляющих долгий период, когда Россия решалась на Великую реформу. Начало и Конец : от периода сразу после 1815 года, окончания Наполеоновских войн, когда вся страна поняла, что крестьянский вопрос всё же надо решать, и до самой зимы 1860/61 года, периода последних споров.

В 1817 году в журнале, называвшемся «Дух журналов», некто, представившийся в стиле XVIII века «русский дворянин Правдин», писал, что и сами крестьяне – за крепостничество, и «… ясным доказательством тому служит 1812 год, когда они не только отвергли коварные обольщения врага общего спокойствием при вторжении его в наше Отечество, но и вместе с помещиками своими устремились все на защиту домов своих и милой родины …»

В пьесах XVIII века фамилии раздавали именно так, и Правдиным обычно противостояли Вороватины, Ножовы … Но легион дворян, чью позицию выразил выше цитированный автор, правильнее назвать Глупцовы, или всё же, скорее, Подлецовы, Мерзавцевы. От так запредельно гнусно истолкованного патриотизм русских крестьян 1812 года под свою подлую помещичью корысть!.. Одна надежда, что «дворянин Правдин» 1817 года и на том свете как-нибудь увидел бы, ровно 100 лет спустя, своего родного праправнука и его последние минуты жизни в окружении крестьян, комиссаров… и осознал бы свою ответственность за это…

Именно хор таких «русских дворян Правдиных» , слившись, повлиял и на насмерть запуганного ещё с 1801 года царя Александра I, уделившего крестьянам в своём историческом Манифесте по случаю победы над Наполеоном только одну глумливую строчку: «Крестьяне, добрый наш народ, да получат мзду свою от Бога».

Именно глумливую, потому как следом за Манифестом крестьяне и получили «от Бога» (из рук Его помазанника) военные поселения. Все царские любезности, льготы, преференции, да и большая часть царского времени, внимания достались полякам.

А ведь такое объявление «мзды от Бога» и такое потом реальное наполнение этой «мзды» попахивает даже и богохульством.

Понятно, что столь коренная ломка сложившегося уклада, освобождение крестьян чревато потрясениями, ослаблением на некоторое время внешнеполитической безопасности. Сродни тяжёлой операции. Но именно ситуация после 1812 года была благоприятна как никогда. Россия обеспечила себе лет 40–50 полной внешней безопасности. Моральный подъём в обществе был огромен. Александр II решился в 1861 году на реформу – в неизмеримо худших внешних и внутренних обстоятельствах!

И второе свидетельство – из «Дневника» графа Петра Валуева, только что, 7 января, назначенного управляющим делами комитета министров. Заседание Государственного совета 28 января 1861 года. На седьмом часу заседания, когда «…в прениях принимали участие все почти языком владеющие члены… генерал Н. Н. Анненков с обычным бледным словоизобилием рассказывал длинную историю о каком-то саратовском помещике из севастопольских героев, которому надлежит выдать дочь в замужество и которого разорит проект Редакционных комиссий …»

То есть до объявления царским Манифестом освобождения крестьян остаётся три недели, «Редакционные комиссии» представляют итог многих лет работы и споров – проект. Ещё несколько дней задержки, и крестьяне на местах просто не успеют начать новый сельскохозяйственный год, провести тот самый «чёрный передел» на миллионах земельных клочков… И генерал Анненков рассказывает длинную и совершенно справедливую историю о севастопольском герое, офицере, помещике, ущемляемом проектом. Историю абсолютно, кричаще справедливую, но до того момента, пока не начать вспоминать, что в Севастополе, кроме офицеров-помещиков, оказывается (!), были и солдаты, которые из крестьян…

Именно этот важнейший период, подготовку и проведение Великой реформы я пропускаю принципиально. Здесь набрать исторических цитат, расписывающих практически каждый день 1856–1861 годов, описывающих и оценивающих каждый мельчайший шаг под любым, наперёд заданным углом зрения, – дело ещё более лёгкое, легковесное, бессмысленное.

Оставлю только одну, даже и не содержательную цитату, а скорее – итоговый вопль изумления. Надо сначала только вообразить, какие легионы чиновников десятилетиями готовили страну к этому прыжку в неведомое. Поколения сменялись, а мудрецы в Тайных (и не тайных) советах писали «аналитические записки», готовили и отдавали царям «всеподданнейшие доклады», побивали доводы друг друга мудрыми контрдоводами, и в итоге… Как пишет Константин Кавелин Дмитрию Милютину (племяннику упомянутого николаевского министра графа Киселева): «Это ж Ростовцев! Яшка Ростовцев, косноязычный плут и негодяй, политический шулер дурного тона – освободил крестьян! Ведь это было бы вопиющей к небу нелепостью, если бы не было правдой! »

Задумаешься тут. Нет, не о том, что реформа была неудачна, потому что шулер (якобы!) Ростовцев сделал на её пути решающий шаг. В конце концов это письмо – лишь частная оценка одного видного деятеля эпохи в письме к другому. Но каков общий тон!

Надо лишь сообщить, что Константин Кавелин – не только учёный, чей проект освобождения крестьян ходил по всей стране, «выдвинув его в ряды выдающихся русских публицистов» (Брокгауз), но и практик этого направления деятельности. Именно ему великая княгиня Елена Павловна доверила освобождение и обустройство крестьян в своём имении Карлово, Полтавской губернии. (7000 ревизских душ). Ещё более значим и адресат этого «крика души» – граф Дмитрий Милютин, ключевая фигура того царствования, военный министр, создавший новую русскую армию, первую после столетий рекрутчины, на основе им же проведённой «всеобщей воинской повинности». К подготовке крестьянской реформы он тоже внимательно присматривался, его министерства это касалось теснейшим образом…

Когда меня спрашивали, как именно, по моему мнению, была проведена Великая реформа, и я видел, что собеседник явно настроен услышать что-то не очень длинное, занудное, что газета/журнал, его пославшие, планирует под возможный ответ примерно полтора абзаца, то всегда отвечал: «Реформа проведена абсолютно по-русски!»

Я уже упоминал о звёздном часе русской литературы, как царь Александр II признавался и даже просил «передать господину Тургеневу», что в момент самых тяжёлых раздумий об освобождении крестьян ему лично помогло решиться чтение его «Охотничьих рассказов»… Это, согласитесь, делает картину освобождения ещё более русской.

Вот и Ричард Пайпс прослеживает долгую предысторию нашей Реформы, опираясь на работы многих экономистов, отметает узко экономические аргументы и об итоговой решимости и решении пишет так: «Решение освободить крепостных, и будь что будет, было принято… воцарившимся Александром II… Оно было проведено наперекор сильному сопротивлению землевладельческого класса и невзирая на внушительные административные препятствия. Было время, когда учёные полагали, что шаг этот был сделан в основном по экономическим причинам, а именно в результате кризиса крепостного хозяйства. Но мнение это не имеет под собою достаточных оснований» .