Контрабандист - Михаил Тырин

– Я надеюсь, вы очень уверены в своих людях, если бросаете их туда, откуда почти никто не вернулся? Или, может, вам их просто не жалко?

Сологуб весь как-то подобрался, после чего довольно пафосно изрек:

– Я, конечно, уверен в людях. Они в отличие от вас, штатских, – профессионалы. Но еще больше я уверен в том, что на этот раз высадка должным образом подготовлена. Если сомневаешься, мой зам тебе все подробно растолкует. Хотя тебе это без надобности. У моих бойцов приказ – любой ценой довести тебя до места. А значит…

– Стоп! – заинтересовался я. – Какого еще места?

– Наши аналитики круглыми сутками ищут способ ликвидации этой аномалии, – негромко вступил в разговор правительственный эксперт. – В материалах дела Доступны сведения, что нечто подобное происходило на борту космической лаборатории «Новый Ковчег».

– Ну, я бы не сказал, что вижу много общего с тем случаем… – возразил было я.

– И нам также известно, каким образом удалось остановить эту чертовщину.

– Надо же, – ухмыльнулся я. – Даже мне неизвестно, хотя я там был…

– А ты вспомни, – глубокомысленно предложил Сологуб.

– А чего там помнить, если я ничего не видел? Ну ползал по коридорам, потом встретил одного товарища тепло поговорили…

– Вот! – Сологуб торжествующе поднял палец. – Вот именно!

* * *

Какой-то я был подозрительно спокойный, когда мы с парнями загрузились в десантный бокс и принялись ждать команды на взлет. Ни страха, ни волнения… ну, так, иногда только легкий холодок по спине. Не иначе, по пути на Гарсию военный доктор вставил мне пилюлю храбрости в специальное место.

Сидеть в боксе, кстати, пришлось часа два – командный центр все ждал какого-то просвета. Над Лавансалем сейчас кружили беспилотники и сканировали поверхность в предполагаемой точке нашей высадки. Я украдкой рассматривал бойцов, но выглядели они все безлико и одинаково – доспехи, шлемы, автоматы, ранцы. Отличались только номерами, ярко выделявшимися на форме спереди и сзади. И еще у четверых бойцов на рукавах были нашивки с красными крестами.

Номер был и у меня – 17-й. И шлем. И автомат. И я знал, что если услышу в шлемофоне «семнадцатый», то должен ответить, это мой позывной. Если, конечно, там будет работать рация…

Только ранец у меня был чуть поменьше и полегче, чем у других. Мне не пришлось тащить универсальные батареи, которые входят в обязательную экипировку специальных сил. Наверно, пожалели новичка.

Уму непостижимо. Вот бы мне кто-нибудь год назад сказал, что я в такое вляпаюсь…

Бойцы молчали. Вообще трудно представить, чтобы в мужской компании за два часа не проронили ни слова. Да еще в такой ситуации. Надо ж, как я думаю, поржать, поматериться, развеять стресс перед высадкой, а эти только молчат, словно медитируют.

А может, и правда медитируют. Что я, в конце концов, знаю про элиту спецназа?

Надо бы хорошо подумать, да только мне чего-то не думалось. Штабные загрузили меня пищей для размышления по самые гланды. Они что-то там сопоставили и решили, что Придумщик станет разговаривать только со мной. И только я смогу его успокоить и остановить вакханалию.

– Есть одна неувязочка, – сообщил мне эксперт сегодняшним утром. – Все считают, что Придумщик – это капрал Вернер, поступивший на службу в «Лаванду» за несколько недель до катастрофы. На самом деле труп капрала Майкла Вернера был найден среди обломков «Ледяного грома» еще восемь лет назад. И это подтвержденный факт.

– Думаете, вы меня удивили? – устало вздохнул я в ответ.

Придумщика следовало искать там, где Марциони. А Марциони – в его резиденции в самом центре Лавансаля. Именно туда нас и собрались выбрасывать. Если все пройдет гладко, можно управиться за полчаса.

Но слово «гладко» совсем не уживалось с тем, что творилось в Темном круге. Лучше об этом не думать. Тридцать здоровенных мужиков, обученных выживать даже в кипящей лаве, получили приказ беречь меня от всех неприятностей. При удачном стечении обстоятельств я там даже не понадоблюсь. Это если удастся просто-напросто вытащить Придумщика из Темного круга на базу…

– Трехминутная готовность! – услышал я в наушнике. – Есть просвет в трехстах метрах от точки.

У меня в груди что-то напряглось и не сразу отпустило. Начинается…

Над нашими головами мягко заныли двигатели, бокс закачался. Мгновенно заложило уши. Мы были в воздухе.

– Сорок секунд до высадки группы периметра.

Периметр – это, как я теперь знал, что-то вроде группы разведчиков. Они прыгали со стометровой высоты с помощью джет-ранцев. Внизу они должны мгновенно оценить обстановку, подтвердить высадку для основной группы и прикрывать ее огнем. Если там обнаруживалась какая-нибудь непреодолимая опасность, они тут же спасались с помощью тех же ранцев – взмывали ввысь, где их подбирал эвакуатор.

В этом, как я понял, и заключалась особая подготовленность нашей экспедиции.

Четверо бойцов, обвешанных тяжелой броней и закованных в скелеты реактивных ранцев, переместились к открывающемуся люку, щелкая оружейными предохранителями. Я краем глаза глянул вниз – там было кипящее серое марево. Я очень живо представил себя горошиной, падающей в суп.

Разведчики один за другим провалились в бездну. Я скосил глаза на Сологуба – он без устали повторял в микрофон: «Что видите? Что видите? Докладывайте постоянно…» Кажется, он просто не давал разведчикам вставить слово.

Затем развернулся к остальным и дважды махнул руками вниз, давая понять, что мы начинаем снижаться.

Я уже не волновался, мне было интересно. Бокс проскрежетал брюхом по грунту, распахнулись створки люка. Я ничего не увидел – снаружи поднялась туча пыли. Кто-то постучал мне по шлему, напоминая опустить забрало, и мы начали выходить.

В наушниках трещало. Даже наша защищенная связь работала здесь хреновенько.

«Не разбредаться, – разобрал я голос Сологуба. – К стенам домов не прижиматься. И за „семнадцатым“ присматривайте».

Кто-то тут же схватил меня за шиворот и пригнул к земле, словно мы находились под шквальным огнем. Я слегка обиделся, что за мной собираются присматривать, как за младенцем, но лишь самую малость. Будет случай – сам за ними присмотрю не хуже. И пригнуться я бы сам догадался.

Бокс ушел, обдув нас на прощание горячим выхлопом, пыль начала оседать.

Нас выбросили на пустынной городской площади, окруженной четырехэтажными домами. Клубился серый туман, улицы просматривались метров на сто, не больше.

Единственное, что бросалось в глаза, – это следы давнего запустения. Вернее даже, не запустения, а обнищания. Этот город строился для полумиллионного населения, а сейчас в нем осталось от силы тридцать тысяч душ.