Камер-юнкер - Валерий Пылаев

А еще я вдруг поймал себя на мысли, что если бы она предложила скрепить ненастоящую вассальную клятву тем же способом, что в свое время предложила Воронцова, я бы, пожалуй…

– Похоже, тебе туда. – Нелли улыбнулась и указала в сторону усадьбы. – А я, пожалуй, пойду. Слушать беседы генералов солдатам не положено, ведь так?

Я не успел ответить – все мое внимание приковала со скрипом распахнувшаяся ветхая дверь. И люди, которые выходили наружу. Усталые старики с недовольными лицами – и с решимостью в глазах. Никто не выглядел довольным – впрочем, ничего подобного и не предполагалось. Я мог бы даже не спрашивать, чем все закончилось, но все-таки терпеливо дожидался деда.

Он вышел одним из последних – то ли чтобы еще раз подчеркнуть свой высочайший на тайном совете статус, то ли перекинуться парой слов с шагавшим рядом Куракиным. Они обы были еще далеко, и я не должен был услышать ни одного слова…

Но почему-то слышал каждое, отчетливо и ясно, будто старики стояли со мной рядом.

– Я рад, что мы все-таки смогли прийти к соглашению, ваше превосходительство. – Дед спустился еще на ступеньку – и вдруг, остановившись, развернулся к генералу. – Но, тем не менее, остался еще один вопрос. Который касается исключительно нас двоих.

– И какой же? – поинтересовался Куракин.

– Мне предельно понятно ваши взгляды, генерал. А ваша преданность стране, хоть и с оговорками не может не вызывать восхищения. И все-таки я никак не могу оставить без внимания то, что уже свершилось, и то, что не в наших силах изменить – даже желай мы этого оба. – Дед заложил руки за спину и посмотрел Куракину прямо в глаза. – Ваши люди прошлым летом убили моего старшего внука. Я не знаю и не имею никакого желания знать, кто отдавал приказ – но имею все основания обвинять в этом вас. Вас лично, генерал. А такое, как вы понимаете, я простить не могу. И даже справедливый суд государыни императрицы и наследника Павла нисколько не меняют положения.

Старики стояли на одном уровне, и рядом с огромным, костлявым и прямым, как шпала, Куракиным дед казался маленьким, немощным и почти жалким… Но только на первый взгляд. От него на мгновение повеяло такой силищей, что я вдруг ощутил острое желание отступить на пару шагов.

Впрочем, Куракина ничуть не смутило даже это.

– Я… верно понимаю, ваше сиятельство? – негромко проговорил он.

– Именно так, милостивый сударь, – кивнул дед. – Предоставляю вам возможность выбрать время и место, конечно же.

– Место не имеет значения. – Куракин невозмутимо пожал плечами. – А вот время… Я могу просить вас отложить нашу встречу до того дня, когда враги государства будут уничтожены? Не хотелось бы показаться бесчестным, но в сложившейся…

– Разумеется, ваше превосходительство. Нет никакой нужды объяснять. – Дед чуть склонил голову. – Такое меня устроит. Целиком и полностью.

– Ты ведь понимаешь, что этот блестящий план вполне тянет на государственную измену? – поинтересовался Богдан. – Иными словами, княже, нас вполне могут…

– Я-то понимаю. – Я пожал плечами. – А ты?

– Ну… я ведь здесь, так? – Богдан вздохнул и покачал головой. – Как ни странно, по собственной воле. И, что еще более странно – без лишних вопросов.

– Угу… Как я выгляжу?

Парадная форма с чужого плеча оказалась почти впору – разве что самую малость коротковатой. Его благородие поручик Николаев чуть уступал мне ростом, был на три года старше… но в целом внешне мы отличались не так уж сильно. А для придворной братии статные брюнеты из гвардейского егерского полка наверняка и вовсе выглядели на одно лицо.

Мы с Богданом прошли уже две трети пути до государевых покоев, но пока на нас не обращали ровным счетом никакого внимания. Гвардейцами в этой части дворца никого не удивишь.

Особенно теперь.

Разумеется, о происшествии с ее величеством в Зимнем не болтали – а половина придворных наверняка и не знали вовсе. Но Одаренные уже точно почувствовали неладное. Не могли не почувствовать – поэтому все вокруг буквально сочилось какой-то глухой тревогой, которую заметил бы даже самый черствый из дворцовой прислуги.

Но самым тревожным звоночком стало то, что меня так и не пустили к Павлу. Без объяснения причин – и не помогли ни звание камер-юнкера, ни авторитет деда, ни мое собственное положение. Придворный чин с повадками матерого канцеляриста из Третьего отделения просто-напросто завернул меня чуть ли не на пороге Зимнего, сославшись на высочайшее распоряжение.

Чье именно – несложно догадаться. Его светлость князь Багратион не мог не признать очередной собственный прокол, но и его наверняка использовал, чтобы потуже закрутить гайки. На мгновение я даже подумал, что как раз он выиграл от происходящего не то, чтобы больше остальных в столице…

Впрочем, какая сейчас разница? Неважно, кто из предателей смог проскочить мимо списка Куракина – и неважно, насколько высокие чины замешаны. Сегодня мы с дедом и остальными идем до конца, без оглядки. И если уж не вышло достучаться до наследника официальным способом – у нас остались… другие.

Я занял место гвардии поручика Николаева, которому сегодня полагалось охранять императорские покои, а законный обладатель формы ныне покоился в помещении за караулкой. С кляпом во рту и крепко связанный по рукам и ногам. Конечно, его найдут. Через часа два, может быть – три. Но мы с Богданом к тому моменту будем уже далеко. А к завтрашнему утру я либо стану недосягаем для самого высшего из всех имперских судов…

Либо список моих преступлений достигнет таких масштабов, что нападение на государева гвардейца в нем не займет даже сотого места.

– Куда ты – туда и я, княже. – Богдан легонько ткнул меня в бедро прикладом той самой винтовки из Антверпена. – Как всегда. В тот раз не ошиблись – значит, и в этот…

– Надеюсь, блин, – проворчал я. – Ладно… Молчи и шагай!

Дежурного офицера мы преодолели без особых сложностей. Богдан прикрыл меня плечом, подслеповатый капитан в очках лишь махнул рукой на дежурное «Здравия желаем, ваше высокоблагородие!» – и пропустил дальше. По регламенту предыдущая смена уже покинула пост, так что столкнуться нос к носу с Богдановыми однокашниками нам не грозило. Но оставалось еще одно препятствие.

Самое главное… И, в общем, единственное по-настоящему сложное. По внутреннему предписанию придворный менталист должен был осматривать и детально «прощупывать» каждого, кто шагал по коридору к императорским покоям. Но на деле уже немолодому магу в чине камергера оказалось тяжеловато всякий раз выскакивать из-за неприметной дверцы, и порой он халтурил, лишь отмечая знакомых и вылавливая что-то непривычное или странное.

Повезло. Старик, похоже, зацепил Богдана, шагавшего чуть впереди, не нашел ничего занимательно и успокоился. На меня его внимания уже не хватило: я ощутил лишь легкое, почти мимолетное прикосновение чужого разума. Дар менталиста чуть окунулся в эмоции и поймал обрывки мыслей, картинки – только то, что лежало на самой поверхности.