Узнай меня, любимая - Татьяна Луковская

- Эй, Обмылок, чего у меня на дворе забыл? – недобро глянул на «гостя» хозяин.

- Да так, – сразу пожух узкоплечий, – проверить кое-что надо было, уж все выяснили. Благодарствую, нам пора, – он попытался пролезть между Яреком и воротным столбом, но хозяин перегородил ему дорогу.

- И чего выяснили? – Яромир недобро раздувал ноздри.

- Что пропавший кметь княгини Сбыслав сюда не приходил. Пропал он давеча, ищем.

- Та-а-ак, – обвел нас всех тяжелым взглядом Яромир, особенно задержавшись на мне. Я вжалась в шубку.

  - Ну, мы пойдем, дел еще много, – еще раз попробовал обойти Ярека узкоплечий.

- Чего ж идти, если и быстрее можно? – Яромир, резко схватив Обмылка за ворот и полу кожуха[6], качнул пару раз и выбросил в распахнутую калику.

Другие сыскари бочком выскользнули в след за узкоплечим, не дожидаясь, пока их тоже ускорят.

- Где? – был всего один короткий вопрос.

- Там, – выдала я, указывая на схрон, понимая, что бесполезно отпираться.

Яромир широкими шагами подлетел к яме, отдернув крышку, заглянул, лицо помрачнело.

- Кто?

- Это мы с Феклушей, – прошептала я.

- Как ты, старый пень, мог ее бросить?! – заорал Яромир на Олеся. – Где были твои старые мозги?!

- Да я не думал, что тут такое может… да вроде ж в граде все спокойно было, – пробормотал Олесь, тоже сам не свой от волнения.

- Спокойно?! При штурме спокойно? Тебе сказано было, при Янине сидеть!

- Не надо на него орать, это я его отослала, – вступилась я за своего кметя. – Прости.

Яромир развернулся и молча пошел в избу, мы переглянулись с Богданом, не зная, как это понимать.

- Я не виновата, что княгиня на тебя глаз положила. Откуда мне было знать, что до этого дойдет! – попыталась я оправдаться.

Он ничего не ответил, хлопнув дверью. Да что ж за характер-то такой?! А вот и не побегу за ним, я не собачонка, меня чуть не убили, я отбивалась, как могла, да еще и виновата, оказывается! Нет, я, конечно, виновата, но все равно, разве так можно?

- Прости, Олесь, я тебя подставила, – жалобно посмотрела я на кметя.

- И вы меня простите, пани, пан Яромир прав, я старый пень, надо было вас не слушаться, – я видела, что он сильно переживает.

Мы растерянно топтались во дворе.

Дверь избы распахнулась, и я охнула от удивления. На пороге стоял Яромир без бороды - лопаты, только узкая бородка и усики, как раньше, а еще на плечи был накинут его старый крульский контуш. С бритой головой муж был похож на казачка-южанина.

- Готовьте людей, под утро прорываться отсюда будем, – кинул он Олесю, – на Янину броню поищи и шлем. Домой уходим.

И махнув личным кметям – следовать за собой, вышел на улицу. Я кинулась за ним.

- Ярек, только глупостей не наделай, хорошо? Прошу тебя, – я схватила его за край рукава. – Прошу.

Он остановился, приобнял меня, чмокнул в щеку и ласково улыбнулся:

- Я не буду больше на тебя орать, прости. Я испугался, – проговорил смущенно, оглядываясь на воинов.

- Не натвори глупостей, – повторила я просьбу.

- Не бойся, я уже научился себя в руках держать.

И он, махнув мне рукой, повернул в сторону торга.

Начались торопливые сборы. Покойников решено было закопать здесь же, во дворе. Отпеть их забежал Иоаким, он ходил от двора к двору, и вот дошел до нас.

- Мы уходим ночью, может перезахороните на кладбище, как все уляжется, – попросил его Олесь.

- Как это уходите? – нахмурился священник. – Разве ж сейчас можно уходить, сколько людей побило.

- Обиду нашему господину здесь причинили, пока он под стрелы на стене подставлялся, – буркнул Олесь.

- До обид ли нынче. Скажи – пусть крепко подумает.

А я не хотела думать, а быстро собирала в походную суму все необходимое: сухари, солонину, вещи, только самое необходимое.

- Отчего же ты Феклуша не собираешься? – удивилась я, увидев, что старуха сидит, задумчиво глядя себе под ноги. – С нами пойдешь, я тебя с нянюшкой своей познакомлю, она у меня на вид суровая, но добрее нету.

- Я, хозяйка, если дозволишь, схожу по своей надобности, успею еще собраться, – и Фекла, спешно поднявшись и, накинув платок, вышла.

В окно я увидела, что она засеменила к калитке. Может со знакомыми пошла прощаться?

Яромир влетел на двор стремительно, зло толкая дверь и широко размахивая руками, так он всегда ходил, когда эмоции перехлестывали. За ним в припрыжку, чуть ли не бегом, шел старик Проняй, на ходу увещевая строптивца:

- Да пойми ты, Яр, ты этим только ей на руку все сделаешь. Она же нарочно это все устроила, чтобы ты со своими ушел. Как ты этого не поймешь?!

- Может, – буркнул Ярек, не глядя на боярина.

- Ей в столицу не надобно. Анастасия до смерти боится, что мы Романа живехоньким освободим. Нрав у него тяжелый, а она тут уж больно вольно живет. Ей только бы приступ Юрьевичей отбить, да и сидеть в Давыдове граде припеваючи. Из старого града выгнали, так мы ей новый городец построили, и землица, и люди здесь имеются, и торговлю с местными наладили. А Анастасии большего и не надобно, она за народ душой не болеет. Ты за ворота, а она переговорщиков под стену пошлет. А меня одного никто и слушать не станет, стар уж я больно. А того глупая баба не понимает, что детей своих же обкрадывает. Каково им жить-то будет под рукой дядек таких, вечно в обиженных ходить будут, если не хуже? Яр, останься. Дожмем их и ступай себе к королю своему. Немного ведь осталось.

- А если Роман мертв? – уж у самого порога остановился Яромир, разворачиваясь к старому боярину. – Мы кого в стольный на саблях своих приведем? Пока княжичи вырастут да в ум войдут, она таких дел наворотит: и нам, и вам мало не покажется. Уж я ее натуру подлую разглядел, для того и окуляров альтских не надо. Уходим мы, и все тут.

 Я видела, как обреченно склонил голову Проняй, как резче стали старческие морщины, рушилось дело его жизни, без молодого и энергичного Яромира он не сможет противостоять клике великой княгини.

- Что ж, выбор твой, – с горечью в голосе произнес боярин. – Благослови Бог в пути.

И тут на стене снова бахнула пушка, раздались крики.

- Твою ж мать! – выругался Яромир. – Полезли! К бою! Живо!

Все пришло в движение: сабли, кирасы, кольчуги, щиты. Яромир махнул мне рукой, срываясь в проеме калитки… И вмиг двор опустел, словно ветром всех сдуло. И только мы с Богданом остались стоять на пороге, напрягая зрение в сгустившемся сумраке. Неожиданный вечерний штурм наносил удар по всем нашим планам. Я теребила тесемки походной сумы. Оставалось снова ждать.