Гонка по кругу - Евгений Шкиль

«Интересно, – подумал Рома, – если бы Че Гевара жил на Красной Линии, здесь и сейчас, как бы относился к нему наш председатель товарищ Москвин? Был бы Че все еще героем или превратился бы в предателя и изменника?»

Трёшка не был уверен в однозначности ответа, – он вообще в последнее время мало в чем был уверен. Как бы ни превозносились на его родной линии свобода, равенство и братство, ни того, ни другого, ни третьего он не замечал. Достаточно посмотреть, как живут приближенные к товарищу Москвину толстомордые номенклатурщики и как – все остальные. Да, в отличие от ганзейских бонз начальники Красной Линии как бы стыдятся своего богатства, не выставляют его напоказ. Но волки в овечьей шкуре все равно остаются волками. Трёшка опасался, что настанет момент, когда самые ярые ревнители коммунизма в мгновение ока сбросят маски добродетели и превратятся в наглых, жирующих нуворишей, во имя выгоды продающих за гроши собственных сограждан в рабство и орущих до хрипоты, что они, мол, всегда были антисоветчиками. И если так произойдет, то получится, что все было зазря, что кровь многих, в том числе и его отца, погибшего при защите от проганзейских банд станции Площадь Революции, была пролита напрасно.

Такие вот скверные дела. Но где лучше? Все остальные микрогосударства, претендующие на гегемонию в метро, Роме тоже не нравились. И потому ощущение безысходности все чаще посещало его. Раньше, живя в вечном подземном сумраке, он был тем не менее убежден, что человечество Московского метрополитена, объединившись под руководством Красной Линии, справится со всеми невзгодами и выйдет на поверхность в обновленном виде. Теперь же у Ромы создавалось впечатление, что ни товарища Москвина, ни его соратников борьба за светлое будущее остатков хомо сапиенс совсем не интересовала. Им бы просто выжить и не потерять свои привилегии, а что будет после – не важно. Пусть хоть все сгинет к чертовой матери…

Трёшка с трудом отогнал от себя черные мысли. Не хватало еще из-за депрессии попасть впросак и завалить дело. Он и его спутники мчались по перегону между Белорусской и Краснопресненской. Уже преодолели более половины пути – а обещанные мутанты так и не появились. Может, агенты Красной Линии ошиблись, и ганзейцы не готовили никаких провокаций? Может, и не нужен был этот краденый крем, которым пришлось намазать лицо, руки и обувь?

Рома, как обычно, бежал впереди, искренне веря, что капитан должен в случае чего принять первый удар на себя. За ним следовал здоровяк Игнат с прямоугольным, немного туповатым лицом, а замыкающим был Леха, с не менее прямоугольной мордой и тоже не особо блещущий интеллектом. Да от них сообразительности и не требовалось: Трёшка был мозгом, а они – мышцами. Иногда Рома задумывался, случайно ли ему поставили в напарники таких здоровенных амбалов с мышлением как у муравьев, на уровне рефлексов? Да, он, Трёшка, несмотря на все свои таланты, слишком уж был склонен к ненужным размышлениям, а значит, был потенциально опасен. А вот эти безызвилинные ребята ни капли не сомневаются в правильности действий руководства Красной Линии. Они являлись противовесом Роме, а заодно и следили за ним, чтобы, не дай бог, капитан не выкинул какую-нибудь штуку.

Трёшка мысленно обругал себя последними словами за то, что снова отвлекся от основной задачи. Он сконцентрировался на беге. Едкий пот заливал глаза, аккумулятор фонаря немного подсел, и тот теперь светил не так ярко, как в начале соревнований. Вдруг луч выхватил из тьмы человеческое тело, лежащее навзничь. Рома резко поднял фонарь вверх, приказав своим напарникам остановиться. Выхватив пистолет из кобуры, капитан команды на полусогнутых подошел к трупу. Пулевое отверстие в районе переносицы, лицо искажено гримасой ужаса и отчаянья. Трёшка узнал покойника: это был один из напарников Грабова.

«Неужели ганзейцев постигла печальная участь?» – радостно подумал Рома, но тут же понял, что надеяться на такой хороший исход не стоит. Чуть дальше от мужчины лежала девушка с простреленной грудью. Та самая, из команды «Дед и компания». Удивило Трёшку то, что на лице убитой застыла блаженная улыбка, будто перед гибелью она увидела нечто очень приятное, воодушевляющее, словно встретила родителей, которых давным-давно потеряла, или что-то в этом роде. Рому невольно передернуло, – быть может, оттого, что он сам с подросткового возраста рос сиротой.

– Значит, теперь мы вторые, впереди нас только ганзейцы, – прошептал Трёшка своим напарникам, полуобернувшись к ним.

Леха и Игнат одновременно и совершенно одинаково ухмыльнулись.

Рома попытался восстановить события, недавно произошедшие здесь. Вряд ли Грабов решил устроить засаду. Он и так со своими подельниками шел первым. Ганзейцам незачем было зря терять время. Получается, девушка догнала их? Но это просто невероятно. С какой скоростью надо мчаться, чтобы настичь опытных сталкеров, да еще и умудриться убить одного из них?

Поразмыслив секунду, Рома решил, что над этой загадкой он подумает на досуге, когда закончится гонка или хотя бы ее промежуточный этап. Команда Красной Линии двинулась дальше и вскоре, преодолев перегон, вышла на станцию Краснопресненская. Местные жители, столпившиеся на краю платформы, встретили появившихся из тьмы туннеля сталкеров с невероятным ликованием. Трёшка, как ни странно, обрадовался приветствиям ганзейцев. Вот она, подумалось ему, классовая солидарность. Низы общества симпатизируют простым рабочим парням, пускай даже и из конкурирующей державы, потому что эксплуатируемые всегда будут стремиться к объединению вне зависимости от принадлежности к тому или иному подземному государству. Однако радостные возгласы букмекера быстро потушили торжество в душе Трёшки.

– Дамы и господа! – истошно орал человечек в сером джемпере. – Вот она, главная интрига! Команда Красной Линии вышла на вторую позицию! Кто же выиграет, Ганза или Красная Линия?! Два непримиримых соперника следуют друг за другом, а победитель может быть только один! Какая интрига, дамы и господа!..

«Плевать им на классовую солидарность! – со злостью подумал Рома. – Никакой сознательности! Жратва и зрелища – вот, что их волнует. Потому что нет у них будущего, есть только сегодня, есть только сейчас, а завтра… завтра могут прийти мутанты с поверхности… нет никакого завтра…»

Трёшке очень захотелось выхватить пистолет и с яростной руганью разрядить его по толпе, чтобы утихомирились, суки, и не горлопанили на всю станцию, чтобы не болтали и не обсуждали, кто кого уже порешил и кто кого еще порешит на Играх, чтобы, наконец, поняли, что беда одна, одна на всю подземку, и принцип «каждый сам за себя» ведет лишь к скорейшему вымиранию. Но, разумеется, Рома легко подавил мгновенную слабость и вместе со своими напарниками-громилами скрылся в следующем перегоне.

Теперь Трёшка мчался во всю прыть. Впереди была станция Киевская. На ней участники соревнований могли передохнуть несколько часов перед решающей схваткой за первое место. Капитану все-таки удалось выбросить из головы сумрачные мысли.

Какая в общем-то разница, отчего ликуют люди на станциях: из-за халявного доппайка или классовой солидарности? Может ли это хоть что-нибудь изменить? Нет. Главное – победа. Победа или смерть. Трёшка снова стал самим собой: целеустремленным, сильным и отважным парнем, сражающимся за честь родной Красной Линии. Разве что не таким внимательным, как прежде. Близость отдыха заставляла торопиться и ослабляла бдительность.