Узурпаторы и самозванцы "степных империй". История тюрко-монгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях - Роман Почекаев

В результате конечное решение осталось за имперскими властями. Проведя расследование в Букеевской Орде, представители российской администрации установили, что Шигай подделал ряд документов относительно обвинений против Джангира и поддержки знатью его самого. Поэтому в июне 1823 г. высочайшей грамотой Джангир был официально признан ханом Внутренней Орды.

Данный случай привлек наше внимание несколько противоречивым статусом Шигай-султана. Он был признан российскими властями как регент, т. е. являлся вполне легитимным временным правителем ханства, и даже самому законному хану Джангиру было предписано повиноваться ему и выказывать уважение[456]. Однако когда Шигай попытался расширить свои полномочия и организовать свое избрание в ханы — в соответствии с чингизидскими традициями, но вопреки воле имперских властей, — его действия в стали рассматриваться уже как некое подобие узурпации, что и послужило поводом для его отстранения от власти даже в качестве регента.

Российская политика в Казахстане нередко вызывала недовольство влиятельных казахских султанов, которые имели все основания считаться наиболее легитимными претендентами на трон, но по той или иной причине не получали одобрения российских — властей — как это описывалось выше. В результате в Казахстане появились правители, которые принимали ханскую инвеституру от одних иностранных правителей, юридически являясь вассалами других. Т. е. российские вассалы, в глазах официального сюзерена имевшие статус всего лишь султанов, могли рассчитывать на признание в ханском достоинстве со стороны Китая (империи Цин) или же монархов среднеазиатских ханств, которые с радостью шли на такой шаг, желая дестабилизировать политическую обстановку в центральноазиатских владениях Российской империи.

Так, китайская империя Цин формально врагом России не являлась, однако между двумя державами существовало соперничество в отношении ряда центральноазиатских владений, включая и казахские жузы (в особенности Старший). Обе империи старались не давать друг другу повода для открытия военных действий, и некоторые казахские претенденты на трон этим пользовались.

Уже знаменитый Аблай, который в 1771 г. был провозглашен ханом представителями всех трех казахских жузов, но долго не получал утверждения в ханском достоинстве от российских властей[457], решил апеллировать к китайскому богдыхану, которого именовал в своих посланиях «Верховным великим ханом», себя признавал его «албату», т. е. податным. Китайские власти, желая воспользоваться возможностью распространить свою власть на казахов, с готовностью признали за Аблаем ханский титул, заодно присвоив ему также и княжеский титул в цинской имперской иерархии[458]. Русские власти, не желая перехода казахов под влияние Китая, в свою очередь, утвердили за Аблаем ханское достоинство — правда, только в одном Среднем жузе[459]. Тем самым из узурпатора и субъекта Двойного подданства Аблай официально превратился в хана-вассала Российской империи, что, впрочем, не мешало ему осуществлять практически абсолютную власть над подвластными казахами, что отмечал в свое время еще его правнук Чокан Валиханов[460].

Российские власти в знак признания заслуг Аблая сразу же после его смерти признали и утвердили в ханском достоинстве его сына Вали. Однако признание со стороны России не помешало новому хану тут же вступить в контакт с империей Цин и, подобно отцу, заручиться подтверждением своего ханского статуса И от китайских властей, а в 1800 г. император Цзяцин официально утвердил его сына Габбас-султана в качестве наследника Вали. Пожаловав ему титул гуна[461]. Впрочем, поскольку официальное подтверждение его в ханском статусе со стороны России состоялось позже, чем со стороны Цин, российские власти не поставили под сомнение его законность и лояльность и даже напротив — в течение всего его правления неоднократно поддерживали даже в конфликтах с собственными подданными[462]. Любопытно отметить, что Вали-хан, как бы оправдывая доверие сюзерена, сам постоянно сообщал российским властям о своих контактах с Китаем[463].

Китайским титулом «ван» обладал еще один влиятельный казахский правитель Среднего жуза — султан Абу-л-Файз, также присягнувший на подданство России и вместе с тем выражавший верноподданство империи Цин. Его же сыновья, не обладавшие ханскими титулами, получили от цинских властей менее высокие титулы: Бопу — тайджи (царевича), а Джучи — гуна (князя)[464].

Представители других султанских родов остались недовольны предпочтением российских властей роду Аблая и, в свою очередь, постарались найти поддержку со стороны китайцев. Весьма активно в этом направлении действовали сыновья уже неоднократно упоминавшегося султана (затем хана) Борака — Дайр и Хан-Ходжа. Первый из них соперничал еще с Аблаем за власть в Среднем жузе, подчеркивая, что, в отличие от последнего, является ханским сыном, внуком, правнуком и т. д.[465] Не добившись желаемого, Дайр самовольно провозгласил себя ханом, обратившись за признанием к китайскому императору[466]. Его брат Хан-Ходжа после смерти отца был усыновлен в четырехлетием возрасте вышеупомянутым султаном Абу-л-Файзом, после смерти которого, в 1783 г. был избран в ханы, получив также китайский титул вана, т. е. имперского князя[467]. Примечательно, что, хотя русские (оренбургские) власти и не признавали его в ханском достоинстве, они в течение всего его правления поддерживали с ним контакты — так же, как и империя Цин[468]. После смерти Хан-Ходжи, в 1799 г., указом императора Цзяцина его наследником с ханским титулом был признан его сын Джан-Ходжа, естественно, также в глазах российских властей считавшийся узурпатором[469].