Долгое прощание с близким незнакомцем - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
— А девочка?
— А вот приходи — увидишь. Мне кажется, хороша. На два года моложе нашего Коли.
«Вот это номер! — подумал я. — Оказывается, Сашка и это стерпел».
— А как дочку зовут?
— Ира. Пока учится хорошо.
— А парень?
— Когда старается, то очень хорошо. Но это у него не всегда.
— Понятно. А чем он еще интересуется, кроме, надеюсь, девочек?
— Любит гонять на мотоцикле. Читает фантастику.
— О воздухе думает?
— А как иначе? Вырос возле аэродрома! Отец его часто с собой брал.
— Будет поступать в училище?
— Да.
— В военное?
— Нет, в гэвээфовское.
— Ну и правильно, — одобрил я. — Людей возить всегда надо. И летать будет больше, чем в ВВС.
— А ты не жалеешь, что выбрал такую специальность? — спросила Инка, явно думая о том, что я вынужден теперь думать о приобретении новой профессии.
— Я? Нет, конечно! Просто вот немного не повезло с местом рождения. В другой стране мог бы купить себе самолет и летать, летать в свое удовольствие, сколько влезет. Но, думаю, не доживу до того времени, когда у нас это будет возможно, а если, паче чаяния, будет, то денег на свой самолет у меня уже не окажется точно.
— Ну, а чем ты теперь будешь заниматься?
Этого вопроса надо было ждать.
— Если говорить о том, чем займусь сейчас, то тебе это вряд ли покажется солидным. Буду искать следы НЛО. А что дальше — еще не знаю.
— Господи! В самом деле ни в чем не повзрослел! Ты что, до старости будешь вести себя, как мальчишка?
— А кто сказал, что я обязательно дотяну до старости? — возразил я. — Так уж лучше прожить свои годы с интересным занятием.
В ее глазах я прочел сожаление. И прощение. И то верно. Черного кобеля не отмоешь добела. Какой есть, такой есть.
Великолепная официантка снова подошла к нашему столу. Инке она передала кофе и булочку («По-французски!», — успел подумать я), мне — полный летный обед, как «своему». Это был совершенно обычный жест гостеприимства по отношению к члену пилотской корпорации, однако теперь, после моего ухода с летной работы, он все-таки трогал. Я поблагодарил официантку, вкладывая больше чувства во взгляд, нежели в слова и голос, и прочел в ее глазах твердое обещание доброты, если когда-нибудь буду в ней нуждаться.
Мне всегда были приятны женщины ее круга, блюдущие верность своим мужчинам, которым служат искренне и с любовью, дабы им лучше леталось. И в то же время их всегда было немного жаль. В общем-то, я не был уверен, что от своих любимых они получали столько же, сколько отдавали. Ну разве можно поставить рядом упоительное удовлетворение, получаемое летчиком, с недостижимостью полного счастья которая с самого начала осеняет каждый новый роман этих женщин? Ведь мечтой их был все-таки брак, и такое иногда случалось, хотя не часто. У одних летчиков были жены, другие, вроде меня, не хотели жениться ни на ком. Воздушные извозчики, что ни говори, отличаются умом и какими-никакими интеллектуальными запросами. Чего не скажешь о женщинах из авиационной обслуги. Вот и мучились «видные» дамы в свои лучшие годы недоумением: чего же любящие мужчины не берут их в жены?
Все это очень быстро пронеслось у меня в голове, но Инка успела почуять мое отвлечение от своей особы и взяла меня под прицел.
— Нравится? — спросила она об официантке.
— Нравится, — кивнул я. — Разве странно?
— Нет, нисколько, — ответила Инка. — Это еще один признак твоего мальчишества. Разве нет?
— Неужто она нравится только мальчишкам? — возразил я. — По-моему, она хоть кого может возбудить, даже старца.
— Ну, а такая, как я, тоже может?
— Ну, ты способна на большее.
— На большее?
— Ты способна не только возбудить и всколыхнуть, но и привязать.
— Тебя так и не привязала.
— Ну, меня — нет. Зато Сашку.
Она промолчала.
— Разве тут есть о чем горевать? — спросил я.
Инка снова промолчала.
— Что тебя гложет? Что в этой жизни не обходится без осечек? Так это у всех не обходится, исключений нет.
— И у тебя? — спросила она.
— И у меня.
— А с кем?
— Сейчас не об этом речь. Важно другое. Видно, нам так свыше дают время от времени по носу — на место ставят. Из этого я сделал вывод…
— Какой?
— … что надо смиренно принимать урок и не пытаться во что бы то ни стало переиграть всё в свою пользу. Лучше сказать себе: «Это был не твой час». И «твой» точно придет, если признаешь, что заслуживаешь неудачи и впредь глупостей не будешь делать.
— А как оно придет, это «твое»?
— Откуда я знаю? Это наперед неведомо. Может, вообще не наградят.
— Кто это наградит?
— Как кто? Вседержитель наших судеб. Кто ж еще?
— Ты что, веришь в Бога?
Я кивнул.
— И давно? — продолжала допытываться Инка.
— Очень давно, — уверил я ее. — Задолго до знакомства с тобой.
— Раньше ты ничего об этом не говорил.
— Зачем? — пожал я плечами. — Ты думала, только атеист может вести самолет? Если так, то ошибаешься. А сама-то веруешь?
Инка не ответила, но я понял, что молить Бога то об одном, то о другом ей случалось.
— Ладно, оставим эту тему, — сказал я. — Вы как, думаете отсюда куда-нибудь перебираться? Или здесь вполне нравится?
— Думаем. Хотелось бы в Москву или на юг.
Задача была не из легких. Сколько я ни знал народу из числа делающих послелётную карьеру, у всех цель была одна: Москва или благословенный юг. Только Москва, как известно, — не резиновая, да и юг заселен выше крыши, в том числе начальством. Мне говорили, например, что штатные должности смотрителей маяков на черноморском берегу разбираются почти исключительно отставными адмиралами.
— Сашка уже прощупывает почву?
— Да, что-то ему обещают. Он старается.
— А ты?
— А что я? Что я могу сделать?
На сей раз пришла моя очередь промолчать. В большинстве известных мне случаев перевода периферийных начальников в Москву или в престижный регион успех предприятию приносили специфические усилия их жен. У меня не было никаких сомнений, что и Инка прекрасно знает об этом. И она поняла, что я знаю.
— Неохота мне быть инструментом его успеха, — наконец призналась Инка. Сказала и замолчала, потому что я ничего не ответил и не спросил. Выразительные темные Инкины глаза, слегка подернутые поволокой, никого бы не оставили равнодушными. Грудь и нижний бюст могли разбудить кого угодно. Но сейчас она старательно подчеркивала, что, зная все это, не извлекает из своих природных ресурсов никакой выгоды. Она очень хотела, чтобы я думал о ней хорошо.
Я посмотрел в ее погрустневшее лицо с обиженно сомкнутыми полными губами и против воли улыбнулся.
— Нашла о чем грустить! Все образуется!
— Тебе легко говорить! Ты коренной москвич. А другим как?
В самом деле, другим-то как? Ловчить, продаваться жуликоватым начальникам-хамам и угодничать
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!