Сын - Лоис Лоури

– Ну вот. Теперь можешь попытаться меня убить, – усмехнулся Торговец.

Стилет оказался тяжелым, а рукоять так приятно лежала в руке…

Небо над ними потемнело; в кронах деревьев разгулялся ветер. В следующую секунду стилет оказался на земле, а руки Гейба безвольно обвисли и стали неподвижны. Торговец одной рукой обхватил его шею, а второй прижал к ней широкое лезвие.

– Знакомься: это называется гуаньдао, – прошептал Торговец.

Гейб чувствовал кожей сталь и надеялся, что умрет быстро, потому что в тот момент надеяться было больше не на что, но Торговец снова заговорил:

– Зачем ты пришел, глупый щенок? Я уничтожал воинов и правителей, истреблял целые семьи поколениями, превращал в ничто могущественных людей. Я развязывал войны. Зачем ты затеял тягаться с такой силой?

Гейб прекрасно знал зачем. Но понятия не имел как. Особенно сейчас, когда он понял, что имеет дело не с человеком, а действительно с силой – воплощением чего-то недоброго.

– Ты неинтересный противник, – резюмировал Торговец, опуская гуаньдао. – Но раз уж ты пришел, давай я предложу тебе сделку.

* * *

Облака расступились; за окном белела луна. На пол спальни и на кровать, где лежала Клэр, лег серебристый луч. Дыхание старухи как будто стало ровнее. Джонас прислушался и взял ее за руку. Ему показалось, что кожа, еще недавно напоминавшая на ощупь хрупкий пергамент, стала более гладкой, но луч исчез, и Джонас не смог разглядеть, почудилось ему или нет. Однако ощущение было настолько явным, что Джонас даже подумал принести лампу. Его остановило только нежелание тревожить Клэр.

Возможно, решил он, смерть разглаживает морщины, как разглаживает прошлое. Возможно, она забирает вместе с жизнью и приметы старости.

Возможно, Клэр вот-вот умрет.

Возможно, это к лучшему, потому что тогда она не узнает, что случилось с ее сыном.

Что с ним в этот самый момент происходит.

Знать бы, что с ним происходит…

* * *

– Я предлагаю тебе лодку.

– Мне не нужна лодка, – ответил Гейб.

Торговец едко расхохотался:

– Вопрос не в том, нужна ли она тебе. Я не работаю с тем, что людям нужно. Я работаю с тем, чего люди желают. Ты ведь хочешь лодку, Гейб, и очень давно хочешь. А теперь представь: парусник. Красивый, быстрый. Палуба источает запах дерева, белоснежный парус дышит на ветру. И ты направляешь его, куда пожелаешь. Плывешь к любым желанным берегам или просто рассекаешь воду в погожий денек, и есть только ты и твои желания, и никто тебе не указ.

Еще недавно Гейб только об этом и мечтал. И – удивительное дело: Торговец видел его желание, но не видел, что оно остыло. Лодка никогда не была нужна ему сама по себе, хотя да, Гейб не раз представлял, как плывет на собственном прекрасном паруснике, но главным было – куда и зачем он собирался плыть. Теперь, когда он нашел свою мать, точнее, когда узнал, что мать нашла его, лодка была и не нужна, и не желанна.

Он вспомнил, как Клэр смотрела на него из-за сосен. Вспомнил, как держал ее руку в своей.

– Ты не понял, – произнес Гейб. – Я не хочу ни лодку, ни парусник, ни…

– Подожди, – рявкнул Торговец, перебивая. – Я сделаю предложение интереснее. Представь: тот самый парусник, идеальный, с картинки. Весь твой. А на палубе – она. Длинные волосы развеваются на ветру… и вот она поворачивается, смотрит на тебя, и в этом взгляде – бесконечная нежность, и впереди у вас столько времени, что его можно транжирить, как богач транжирит деньги. Хочешь?

– Нет, – ответил Гейб.

– Нет?! – зарычал Торговец и вновь встал почти вплотную к Гейбу. – Подумай как следует! Ах, вижу… ты решил, что я говорю про эту веснушчатую красотку, Дейдру? Нет, дружок. Она тебе нравится, но ты не желаешь быть с ней всей душой. Не мой калибр. Я предлагаю оказаться на палубе с твоей матерью. С молодой, полной сил, любящей матерью, Гейб.

Гейб что было мочи сжал весло – так, что вырезанные имена друзей впились в кожу.

– Хорошенько подумай, – продолжил Торговец. – Ей не так долго осталось, если не решишься. Она не доживет до рассвета, твоя мать; твоя драгоценная Клэр.

– Не смей произносить ее имя, – ответил Гейб. – И я не хочу никаких сделок с тобой.

Джонас предупреждал, что отказываться от сделки опасно. Но Гейб уже принял решение. Зажмурившись, он сосредоточился на Торговце и начал рыскать.

Шум реки и ветра в листьях исчезли. Тишина укутала Гейба словно кокон.

Торговец был снедаем жалостью к себе и ненавистью ко всему миру. Где-то под этим грузом Гейб чувствовал огромную боль и ярость, из-за которых Торговец и стал Торговцем, но эти чувства давно затмило зло, которому он теперь служил, которое воплощал и творил. Из раза в раз, заключая сделку, Торговец выжирал жизненную силу жертвы, потому что своей жизненной силы у него не было, а были только огромное одиночество и огромная обозленность, похожие на неутолимый голод, требовавший находить все новых жертв, готовых отдать что угодно в обмен на исполнение желания. Этот голод был настолько жуткий, настолько всепоглощающий и почти одушевленный, что Гейба начало трясти и он почувствовал, что не может больше разделиться с Торговцем, что голод проедает и его душу, гонит ледяной ветер по венам, приказывает служить…

* * *

Из дремы Джонаса вывел какой-то звук.

Клэр сидела в постели. Одеяло больше не прикрывало ее плечи, и даже в бледном свете луны Джонас разглядел, что они больше не иссохшие и дряблые, а крепкие, наполненные силой.

– Я что-то проголодалась, – произнесла она, улыбаясь.

* * *

Сквозь требовательный рев голода, который двигал Торговцем, Гейб внезапно различил совершенно другой голод. Простой, человеческий, незатейливый голод до жизни. До смеха и слез, долгих бесед, усталости плодотворного дня, запаха ранней зелени весной, вкуса свежеиспеченного хлеба, дружеских объятий, похмелья после праздника, волнения перед долгожданной встречей.

И Гейб понял: есть голод, который нужно утолить, а есть голод, которому лучше дать убить голодающего.

Усилием воли он вернулся в собственный ум, покинув Торговца, и тотчас его со всех сторон обняли звуки. Глаза Торговца в свете луны блестели.

– Ты думаешь, что обманываешь других, – произнес Гейб, – а на самом деле обманываешь сам себя.

– Ты бредишь, щенок, – зашипел Торговец.

– Нет. – Гейб улыбнулся, потому что страх отступил, осталось только ясное понимание. – Ты веришь, что в твоей власти что-то отбирать у людей и что у тебя прибывает, когда у них убывает. Но это неправда.

– Неправда? – закричал Торговец. – Люди с легкостью расстаются с вещами, ценности которых не знают, это ли неправда?