500 великих загадок истории - Николай Николаев

Его имя предали позору еще римские писатели-историки – Тацит, Светоний, Кассий Дион. Средневековые сочинители только «подлили масла в огонь». А популярный роман «Quo Vadis»[2], не раз экранизированный, окончательно закрепил образ Нерона в сознании публики как личности в высшей степени презренной.

Разве не он убил свою родную мать? Разве не он отравил Британика, своего сводного брата? Разве не он, потехи ради, учинил в Риме страшный пожар? Не он ли обвинил в поджоге ни в чем не повинных христиан и обрек их на жесточайшие муки? Это всего лишь некоторые из преступлений, вменяемых в вину Нерону.

Минуло два тысячелетия, но никто даже не подумал опровергнуть эти на первый взгляд бесспорные обвинения. И лишь недавно стали раздаваться голоса, вносящие явный диссонанс в звучание согласного хора. Некоторые историки – и среди них прежде всего Жорж Ру и Жильбер-Шарль Пикар – решились поставить неожиданный вопрос: а что если Нерон был оклеветан?

Когда Нерон стал императором, он заявлял, что его правление будет царствием мира и справедливости. И говорил это вполне чистосердечно. Когда однажды Сенека дал ему на подпись указ о казни двух разбойников, Нерон в сильном волнении воскликнул: «О, если бы я не умел писать!»

Нерон с детства увлекался поэзией, живописью и театром, дружил с актерами и сочинял поэмы. Светоний рассказывал, что «держал в руках таблички и тетрадки с самыми известными его стихами, начертанными его собственной рукой». Действительно ли эти стихи были написаны Нероном? «Видно было, – продолжает Светоний, – что они не переписаны с книг или с голоса, а писались тотчас, как придумывались и сочинялись, – столько в них помарок, поправок и вставок». Некоторые из этих стихов, пронизанных духом эллинизма, дошли до нас. Нерон боготворил Элладу. Он жил ее легендами и героями. Кроме того, он брал уроки пения и смело выносил на суд публики свои собственные вокальные сочинения. Как всякий профессиональный певец, он берег голос – избегал сквозняков и по нескольку раз на дню делал специальные полоскания. Нерон увлекался и архитектурой – его Золотой дворец в Риме приводил современников в восхищение. Слава о нем как о покровителе искусств пережила века.

Однажды Нерон собрал своих самых близких друзей, чтобы отметить праздник Сатурналий. Среди приглашенных был и Британик. Каждому из гостей надлежало показать себя в каком-то определенном жанре – поэзии, пении или танце. И вот настал черед его сводного брата Британика. «Тот, – рассказывает Тацит, – твердым голосом начал песнь, полную иносказательных жалоб на то, что его лишили родительского наследия и верховной власти». Это был отрывок из Цицерона.

Нетрудно догадаться, какое впечатление эта песнь произвела на гостей и в первую очередь на Нерона. Историки не единожды утверждали, что, заслышав ее, Нерон, охваченный слепой ненавистью, решил раз и навсегда свести счеты с Британиком и отравил его за обедом.

Историю эту поведали нам Светоний и Тацит, но описали они ее спустя 50 лет после случившегося когда Нерона уже клеймили все, кому не лень. Современники же императора: Сенека, Петроний, Виндекс, Плутарх – не упоминают об этом вовсе. Да, они обвиняют Нерона в том, что он убил свою мать. Но об убийстве Британика не говорят ни слова. Если бы Нерон хотел избавиться от Британика, зачем ему было это делать у всех на глазах? Прошло уже 12 веков, но никто так и не поинтересовался, был ли древним римлянам известен такой сильный яд? Этот вопрос заинтересовал Жоржа Ру. Он проконсультировался со многими химиками и токсикологами. Их ответ был однозначным: «Римлянам был неизвестен яд, способный вызвать мгновенную смерть».

Современные историки единодушно утверждают: в первую треть правления Нерона Рим процветал как никогда. Первым делом Нерон занялся улучшением благосостояния своего народа. Он упразднил или сократил часть обременительных податей. Жителям Рима раздал огромную сумму денег, по 400 сестерциев на человека. Обедневшим сенаторам и знати назначил пожизненное пособие.

Но смелости ему не доставало, как и воли. Как пишет Жильбер-Шарль Пикар, Нерон дрожал по всякому поводу – сначала перед матерью, потом перед своими воспитателями, наконец, перед сенатом, народом, армией, зрителями в театре, судьями на состязаниях, рабами и женщинами. Легенда утверждает, будто Нерон убивал удовольствия ради. Но это неправда. Он убивал потому, что боялся. Матери он страшился и одновременно восхищался ею. Мало-помалу он ограничил ее власть, которую она сама себе предоставляла. Но Агриппина не желала мириться с этим. Чтобы возвратить себе былую власть – материнскую и императорскую – она не остановилась даже перед тем, чтобы отдаться сыну. Это не могло остаться незамеченным, и вскоре весь Рим узнал об их противоестественной связи. Сойдясь с недругами сына, она вновь затеяла интриги и стала готовить заговор против императора. Но Нерон успел опередить ее. «В конце концов, – пишет Тацит, – сочтя, что она тяготит его, где бы ни находилась, он решает ее умертвить».

На сей раз никто из историков не пытался оправдать Нерона. Нисколько не умаляя его вину, они объясняли, что таковы были нравы того времени. А римляне, всегда сурово осуждавшие кровосмешение, ничуть не возмутились, узнав об убийстве Агриппины. Напротив, сенат даже поздравил Нерона с ее смертью.

Император Нерон

Если верить латинским авторам, однажды, после грандиозной попойки, он велел поджечь Рим с четырех сторон, а сам наслаждался «великим пламенем, напоминавшим крушение Трои». Вину за это преступление он без зазрения совести возложил на маленькую колонию христиан, проживавших в Риме. Точно известно, в то время, когда разразился пожар, Нерона в Риме не было. Он находился на побережье, в Антни, что в 50 км от Рима. Быть может, он отдал приказ о поджоге города неделей раньше? В таком случае, неужели ему не хотелось лично проследить за осуществлением столь хитро задуманного плана?

Выходит, Нерон, страстный собиратель бесценных сокровищ, поджег город, лежавший у подножия его дворца, рискуя, что загорится и его собственный дом, битком набитый всякими ценностями, как, впрочем, оно и случилось? В конечном счете все предположения относительно этого основаны на сообщении Плиния, утверждавшего, что в Риме были вековые деревья, которые «простояли до пожара, случившегося при принцепсе Нероне». И ничего более.

Самым удивительным в этой истории кажется отношение римлян к происшедшему. После пожара они восторженно приветствовали Нерона, который после бедствия был сам не свой. Если бы население было убеждено в виновности императора, неужто оно стало бы его восхвалять?

Как бы то ни было, а в империи зрело недовольство – вместе с чернью роптали и патриции, которых особенно раздражали помпезные выступления Нерона в цирке и амфитеатре.

Первый заговор, зачинщиком которого выступил Пизон, один из приближенных императора, был Нероном раскрыт. Карая заговорщиков, он пролил потоки крови. Среди несметного числа его жертв оказались Петроний, Трасей, Сенека, Оукан. Однако даже повальные казни не остановили врагов Нерона.