Любовь на сладкое - Алина Ланская

Урок проходит в каком-то полусне, плетусь за Янкой на географию, в наушниках слушаю Still loving you в исполнении Наргиз. Ее голос меня насквозь пробивает, но так я хотя бы оживаю.

В классе полно народу, хотя обычно на переменах пусто, а тут почти все в сборе. Мне ни до кого нет дела, вытаскиваю учебник, надо бы почитать…

— …Ты вообще здесь? — Янка бесцеремонно вытаскивает мои наушники. — Тут такой кипиш, а ты все пропустишь, как всегда.

— Что? — переспрашиваю под громкий хохот одноклассников.

Они столпились у последних парт, подхожу ближе. В самом центре два наших самых главных придурка Петров и Семенов прикалываются над чем-то. В руках мобильные.

— «У наших классов сегодня случайно были уроки в одном классе, — писклявым издевательским голосом читает с мобильного Семенов, а я холодею от ужаса. Мой дневник! — Наш урок — следующий за Его классом. Когда Он выходил после звонка, я уже успела прибежать с прошлого урока и специально смотрела на Него в окошко класса. Хотела поймать Его взгляд. Он заметил меня и улыбнулся, а потом пошел с мальчишками дальше. Его улыбка сразу разлилась приятной теплотой по моему сердцу. Я вся сразу согрелась теплом этой улыбки изнутри, хотя день сегодня холодный и в школе топят не очень хорошо».

Последнее предложение тонет в оглушительном хохоте, я хочу убежать, но не могу и шага сделать.

— Саня! Давай дальше.

— Еще!

— Понятно, чье это?

— Вот дура!

На меня никто не обращает внимания, все смотрят на парней, которые откалывают шутки в адрес какой-то сталкерши, которая преследует пацана.

— Да тише вы? Откуда это? — нетерпеливо спрашивает Янка, и тут все как один на нас оборачиваются.

— «Сплетницу» открой, — бросает Танька Максимова. — Но мы не поняли, это кто-то прикалывается или на самом деле так.

— Так админ паблика пишет, что им весь дневник этой лохушки прислали. И он знает, кто это.

— Не повезло девчонке.

— А парню, которого она преследует? Ты дальше почитай!

Голоса доносятся отовсюду, я словно стою на кочке, а вокруг меня пылает пламя. И стоит мне только сделать шаг…

Обвожу глазами свой класс — кто-то из них. Точно, кто-то из них. Но никто на меня не смотрит, никому нет до меня дела. Все слушают Семенова, который читает вслух…

— «Сегодня Он поздоровался со мной в нашем кафе около школы, — тихо, словно стесняясь, зачитывает Инка. — Я пошла туда за Ним, Он был в компании старшеклассников, я там почти никого не знаю. Но Он оглянулся, увидел меня и поздоровался»… Люб, это твое? В «Трынделке» утверждают, что ты какого-то парня в школе преследовала и вообще не очень… стабильна эмоционально.

Инка волнуется, а я, на удивление, не чувствую ничего. Внутри ничего не оборвалось, лицо не покрылось испариной, дыхание не остановилось.

— Это все? Или еще что-то есть?

— Только это, ну, еще несколько предложений. Тебе переслать пост? Он анонимный, конечно.

Никакой он не анонимный, Инн, я прекрасно знаю, кто за этим стоит. Жаль, в школе не поняла.

— Пересылай. А с чего вообще про меня в университетском паблике пишут? Я у вас как бы еще и не учусь.

— Потому что ты — девушка Марата, — убитым голосом сообщает Журавлева. — А он только закончил и вообще известный персонаж в универе. Люб, хочешь, я сейчас напишу, что это все развод и вообще пусть уберут?

Я молчу, открываю с телефона пост, который переслала Инна. «…говорят, у Бухтиярова новая любовь. Наконец-то! Но, похоже, Марат снова сделал неправильный выбор. Знакомьтесь…»

Ниже и правда выдержки из моего дневника. Слово в слово как я писала. Слово в слово как было в «Сплетнице» шесть лет назад.

«…теперь Его голос звучит во мне, как самая лучшая музыка на свете. Что бы ни случилось, я запомню этот голос навсегда. Я люблю слушать, когда Он что-нибудь говорит. А тут он сказал целое одно слово «Привет!» только мне. Конечно, глупо так реагировать, но я хочу запомнить на всю жизнь каждое слово, которое он скажет мне. Такая дура…»

«У него даже спина красивая. Видела, как он выходил из школы почти передо мной. Я хочу когда-нибудь спрятаться за Его спиной. Прислониться к ней. Нет, просто хотя бы дотронуться одним пальчиком».

— Люб? Ты здесь? Понимаешь, кто это мог написать? Да кто вообще знает? Вы же только начали встречаться, ведь так?

— Видимо, Зарецкой не понравился сегодня ужин без Марата. У меня нет других кандидатов. Ну еще Плаксина, хотя это одно и то же.

— Вот гадюки! Ой, Люб, тут апдейт — пишут, что админам прислали твой школьный дневник. И вообще, это пока лишь цветочки.

Дежавю — все как в школе.

— Слушай, я не знаю, о чем думали эти кошелки, но даже если это все правда, — Журавлева говорит медленно, как по полю минному идет, — это так мило, что здесь написано. Такая любовь прямо нежная, у меня вот не было ничего подобного, я так и написать не смогу. И потом, сколько тебе было? Шестнадцать?

— Пятнадцать.

— Вот! А дневник надо вернуть. Если он и правда у админов «Трынделки». Это так погано, когда твое личное вот так на всеобщее обозрение. Ты его потеряла?

— Его украли. — Не вижу смысла этого скрывать. — С вечеринки у меня дома в девятом классе. Янка, похоже, и украла.

— Марат, скорее всего, уже в курсе. Он наверняка подписан на паблик, там уже в комментариях его бывшие одногруппники отметились.

— Скорее всего. Что пишут?

— Нормально пишут. Начинают разбирать кейс с юридической стороны. О! Какой-то парень написал, что мечтал бы, чтобы за ним так подглядывали. Так мило! Люб?

— А?

— Хочешь, я сейчас к тебе приеду, и мы придумаем, в какой порошок истолочь гадюк?

— Нет, все хорошо. Я сама разберусь.

— Уверена?

Инка отключается, а я жду сообщение на телефон. И оно приходит. Но не от того, от кого я думала.

«Ты спишь? Поболтаем?»

Оксанка! Всегда вовремя. Если бы я знала, что она появится в моей жизни, то меньше бы переживала по поводу развода родителей. Пусть и ужасно звучит со стороны, но я знаю, что говорю.

— Привет! — Улыбаюсь в экран телефона. — Хорошо, что ты написала.

— Случилось что? — деловито спрашивает мачеха, а сама капусту стругает на огромной деревянной доске. — Папка твой в командировке, младшая умудрилась ангину где-то подхватить. В общем, одна тут кручусь. Так что там у тебя?

— У меня… Оксан, даже не знаю, как все рассказать.

— Словами, Метелица, словами. Нет ничего такого, что нельзя было бы изменить. Ну кроме смерти. Хотя мне нравятся идеи с перерождением.