Судьба найдет на сеновале - Дарья Донцова

– Причина суицида выясняется, – отделался я дежурной фразой. – Вы, наверное, знаете кое-что о личной жизни звезды? Подробности, которые не попали в прессу?

Софья поправила очки.

– А то! Все прям попадали, когда узнали, что Ниночка – жена Сухорукова, а я правду давно вычислила. Хотите расскажу как?

Я кивнул.

Мы как раз остановилась у входа в ритуальный зал.

– Я очень внимательна и аккуратна. Нинуша такая же была, по расписанию жила, никогда никуда не опаздывала. И вдруг пару раз приехала на съемки не к девяти утра, а к десяти. Я от ее гримерши Ларисы про это узнала. Понимаете, мне для сайта и фан-клуба новости нужны, свежие фото, поэтому я дружу со всеми киношниками. Не гнушаюсь им помогать – могу в магазин сбегать, суп дома сварить и в бидоне на продажу принести. В общем, я старалась поближе к Нине держаться. Один раз Орехова мимо меня прошла, как всегда, «здрассти» кинула, вошла в гримваген, а я гляжу, из ее кармана бумажка выпала, на земле валяется. Подобрала ее и хотела отдать охраннику, чтобы тот Ниночке передал, вдруг там что нужное. Но поняла: это квитанция из магазина «Медовый месяц», а в ней написано: «Глажка свадебного платья, изготовитель Ланвен, Франция» – и дата указана, когда работу забирать. В нужный день я неподалеку от салона спряталась. Смотрю, выносят здоровенный кофр и в шикарный «Мерседес» кладут. У каждой машины номер есть, узнать, кто хозяин тачки, пустяком оказалось.

– Вы прямо детектив, – восхитился я.

Киркина расправила розы в букете.

– Новость о свадьбе могла интернет взорвать, но я тайну сохранила. Думаете, сейчас выложу вам все, что про личную жизнь Ниночки знаю? Нет, не надейтесь даже! Я не стану после смерти Ореховой ее секреты перед всеми, как говядину на рынке, выкладывать.

В зале, задрапированном черной тканью, оказалось человек сорок. Все стояли молча. У гроба, вплотную к изголовью, замер высокий стройный мужчина в дорогом костюме.

– Это Сухоруков, – шепнула мне Софья, – муж Нинуши. Видно, что плохо ему. Давайте подойдем ближе, я цветы в ноги положу.

Мы приблизились к домовине.

– Как ее разукрасили… – еле слышно пробормотала фанатка. – Просто матрешкой размалевали. Почему гримершу Ларису не попросили лицо сделать? Изуродовали покойную.

– Смерть никого не красит, а ей уже все равно, – тихо заметил я, отходя от гроба и рассматривая собравшихся.

– А мне нет, – рассердилась Киркина. – Люди должны запомнить Нину красавицей.

– Вы здесь всех знаете? – спросил я.

– Нет, – разочаровала меня председательница фан-клуба. – Тех, кто рядом с Сухоруковым, никогда не видела. Женщин у окна тоже. В углу, около подставок с венками, ваши коллеги, с тем, у которого брюки плохо поглажены, вы на площади разговаривали. Парни в дешевых костюмах у левой стены, наверное, охрана. Из наших здесь продюсер Фонькин, режиссер Игнатьев, Лена Гладкина, пресс-секретарь Нины. Орехова с ней никогда не дружила. Она вообще ни с кем близко не сходилась. Остальные, думаю, друзья Алексея Игоревича. А кто эта пожилая тетка? Вон только что вошла в зал с огромным букетом. Одета скромно, ни к нашим, ни к сухоруковским не приближается.

– Понятия не имею, – соврал я, мигом узнав мать актрисы.

Не успела ложь слететь с языка, как вдовец быстрым шагом подошел к Гудковой, взял ее под локоть и что-то тихо произнес. Пожилая дама кивнула, оперлась на руку олигарха, вместе с ним подошла к гробу и замерла, глядя в лицо покойной. Постояв с минуту, Вероника Григорьевна положила в ноги умершей розы, поцеловала Нину в лоб и замерла. Алексей обнял ее за плечи, Гудкова уткнулась лицом в роскошный пиджак бизнесмена. Сухоруков посмотрел вбок и кому-то кивнул. Спустя несколько мгновений к Гудковой приблизились две медички в белых халатах, одна подала ей стаканчик с темной жидкостью. Старушка покорно опустошила его, затем безропотно подчинилась врачам, которые отвели ее к стульям, и села в последнем ряду. Сухоруков, промокая платком катившиеся по щекам слезы, отошел к своим знакомым и стал с ними беседовать.

Спустя минуту он сделал жест рукой, и откуда-то рядом с ним материализовался крепкий молодой мужчина. Живо подскочив к Сухорукову, он забрал у него использованный носовой платок и подал взамен новый. Потом в его руках появилась маленькая одежная щетка, которой заботливый служитель ловко почистил ту часть пиджака хозяина, которой касалась щека Вероники Григорьевны. Похоже, пожилая дама сильно напудрила лоб и щеки или, желая скрыть следы слез, наложила толстый слой тонального крема, поэтому на одежде Сухорукова остались пятна. Лакей старательно почистил лацкан, потом что-то тихо сказал. Алексей Игоревич кивнул. Парень со щеткой исчез так же молниеносно, как появился.

В углу зала открылась дверь, появилась женщина в строгом черном платье. Она прошла вперед, встала у микрофона и проникновенным голосом произнесла:

– Начинается церемония прощания с великой актрисой современности, блистательной Ниной Ореховой. Родных и близких прошу подойти к гробу.

– Пусть секьюрити уйдут, – громко заявил Сухоруков, – нам посторонние не нужны.

Парни в дешевых костюмах ретировались со скоростью звука.

– Охрана вообще не требуется, – не успокаивался Алексей, – уберите ее с кладбища. Народ Нину обожал! Какого черта здесь столько полицейских? Все вон! Сыщики и прочие – с ними!

Макс быстро вышел из зала. Я невольно дернулся, но Киркина удержала меня.

– Не убегайте. Вдруг что-то случится, а никого из полиции не будет. Сухоруков зря охрану выгнал. И он нас не знает, подумает, что мы от киношников. У вас костюм дорогой, секьюрити такие не носят. Не переживайте, не спалитесь.

– Алеша, не волнуйся, им велят сидеть в конторе, – попытался успокоить вдовца один из его приятелей.

– Спасибо, Феликс, – поблагодарил олигарх. – Господа, простите, мне очень тяжело. Сейчас мы в тесном кругу попрощаемся с Ниной… с моей любимой Ниной… потом впустят толпу, прессу. Понимаю, что вам это будет неприятно, но, пожалуйста, ради Нины потерпите. Она бы хотела так… она любила своих зрителей… она была святой… она…

Алексей привалился к мужчине, который только что пытался его успокоить.

– Конечно, Леша, – громко сказал он, – никто не уйдет.

– Спасибо, Феликс, – опять поблагодарил Сухоруков, приложил к глазам платок и стал вытирать слезы.

Женщина в черном платье начала заготовленную речь. К олигарху опять подскочил прислужник и заменил ему платок. Какое-то время Алексей Игоревич сидел, держа платок в руке, потом поднес его к лицу. Похоже, слова служащей крематория окончательно выбили вдовца из колеи, он буквально захлебнулся слезами, которые текли уже у него по подбородку. Приятель, рядом с которым сидел Сухоруков, обнял его за плечи.

– Сейчас наше горе огромно, – вещала тетка в черном платье, – оно заполняет…