Шпага императора - Вячеслав Коротин

Прошло около пяти часов, когда появился Егорка.

– Ну, что скажешь, Егор Пантелеевич?

– Худо дело – тьма-тьмущая французов в двадцати верстах. Остальные наши ещё не вернулись, но, думаю, что то же самое расскажут.

Действительно – хреновые дела. Что это? Галлы решились ещё раз попытаться атаковать наши позиции, или это заслон, прикрывающий движение корпуса Удино на Режицу? Если второе… Ой, рискует маршал! Там ведь вокруг тракта сплошь болота, даже на возвышенностях. И пробираться с десятками тысяч штыков и сабель по такой местности, не имея приличной карты (а её просто не существует в природе), крайне чревато… Заступить ему дорогу можно хоть одним полком с одной батареей, если место с умом подобрать. Только бы зарядов хватило.

Но, с другой стороны, если городишко возьмёт – усадит нас крепко. И сам припасами обеспечен будет прилично, и Себеж подвоза лишит, угрожая второй дороге на Остров. Ндааа! Ситуёвина!

И атаку скидывать со счетов не стоит: Истру в тех местах пешком перешагнуть можно. Там, конечно, где болот нет…

– Полковник Родионов вас к себе просют, ваше благородие, – прервал мои размышления Егорка…

– Ладно, поехали.

Тихон по-быстрому подготовил Афину, и мы с уральцем рванули в расположение полка Родионова. То есть «по-быстрому» относительно – настолько, насколько я был способен пустить свою кобылу в галоп. Егорка в одиночестве раза в полтора скорее бы успел.

К нашему прибытию вернулись и оба других отряда, причём Гафар умудрился заарканить ещё и пленника, какового уже увели к полковнику. А вот Спиридона не было.

– Господин капитан, – доложил мне командир отряда хорунжий Малахов, – как только конные егеря за нами увязались, ваш «леший» с коня спрыгнул и в лес сиганул. За что спасибо ему от всего общества – не сильно хороший наездник он, благодаря этому и ушли.

Ну и правильно, а нашего Зверобоя Следопытовича в наших же лесах французам ни в жизнь не взять – хоть дивизию назначай для прочёсывания. Да и ту он небось закружит и в какое-нибудь болото заведёт. Нет, Спиридон в лесу не сгинет – дня не пройдет, объявится.

– Спасибо вам, Вадим Фёдорович, за этого башкира! – встретил меня Родионов. – Ой, какую ценную «рыбу» он нам споймал!

– Добрый день, Марк Иванович! Что за «рыба»?

– Сержант немецкий. Из Шестого корпуса. Оказывается, к французам Сен-Сир со своими войсками подошёл.

Вот тебе и «здрасьте!». Было такое в моём мире, или я реально ненужных дел наворочал?[9]

Эпохой я в своё время интересовался, но не до такой же степени…

– И что говорит пленный?

– Вообще-то еле языком ворочает – ваш Гафар его на аркане саженей сорок за своей лошадью протащил. Хорошо, что вообще в здравом уме остался и жив.

Это точно: я внутренне содрогнулся, представив, как меня со скоростью около пятнадцати километров в час волокут на верёвке по просёлочной дороге… Бррр!

Так вообще «членистомозгим» стать можно.

– Командующему сообщили?

– А то как же! В шесть часов совещание у него.

То есть пара часиков имеется. А не навестить ли в связи с вновь полученной информацией Гродненский гусарский? Не пообщаться ли в связи с этим с нашим французским «гостем»?

Поделился своими мыслями с полковником и нашёл у него горячую поддержку. Через четверть часа мы оба уже поторапливались в расположение кульневского полка.

– Рад видеть, господа! Чем обязан визиту? – поприветствовал нас генерал.

Я, соблюдая субординацию, не стал открывать рот первым – пусть Родионов обрисует ситуацию.

Чем казак немедленно и озаботился.

Яков Петрович выслушал сообщение с живым интересом и понял, что возникла острая необходимость пообщаться с пленным офицером. Немедленно был отдан приказ доставить Жофрэ пред светлые очи генерала…

– Так что, ваше превосходительство, – не совсем смело, но уверенно доложил унтер-офицер, – полтора часа назад поручик Бужаковский забрали арестованного с гауптвахты по вашему приказу!

Лицо генерала стало медленно багроветь, а глаза явно выискивали в пределах досягаемости какой-нибудь тяжёлый предмет…

– Бужаковского ко мне! Немедля!

Понятно, что поручика уже не найдут – данный шляхтич попытался угадать, где масло на данном «бутерброде». Прогадал, конечно, но сам пока об этом не знает.

А Кульнева, казалось, сейчас разобьёт удар: лицо имело уже совершенно не совместимый с жизнью цвет.

А чего удивляться: он ведь чуть ли не отцом родным каждому своему подчинённому был – и нате вам!

Да уж, почувствовать себя преданным одним из тех, кому верил как себе, – то ещё удовольствие.

В душе шефа гродненских гусар, наверное, ещё теплилась надежда, что это какое-то недоразумение и что с минуты на минуту появится тот самый поручик, но мне было совершенно ясно, что Жофрэ ушёл. Ушёл вместе с тем самым Бужаковским.

О чём и было сообщено генералу минут через десять: поручика нигде найти не могут, пленного тоже.

– Господа, прошу оставить меня, – кивнул нам с Родионовым на выход Кульнев. – Встретимся у графа. Прошу извинить.

Мы с Родионовым немедленно ретировались из штабной избы. Не знаю, о чём думал полковник, но я попытался мысленно заключить с собой пари: что первым придёт в негодность – сабля генерала или имеющаяся в помещении мебель…

Ну и правильно: адреналин повышает уровень глюкозы в крови, и её нужно поскорее сжечь. Физической активностью. Так что лучше пусть Яков Петрович клинком стулья и стол крушит, чем в себе такое пережигает.

…Здесь всё моё и мы, и мы отсюда родом:

и васильки, и я, и тополя…

Почему мне вспомнилась эта песня?

Ни васильков, ни тополей по дороге не наблюдалось, но дело в принципе: это моя земля, и любой цветочек или сосенка роднее и дороже, чем европейский гомо сапиенс с оружием в руках, топающий по российским василькам и прочему клеверу.

И меня совершенно ни разу не волнует национальность – тех же самых природных французов или немцев в российской армии пруд пруди.

Ладно немцы-французы природные: граф Ламберт, генерал де Сен При…

И несть им числа.

Но они теперь РУССКИЕ. И бьют своих сородичей по крови так, что только брызги летят. Кровавые брызги.

Насколько я помню, сам Бонапарт предложил свою шпагу России, но матушка Екатерина в своё время её не приняла.