Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов

— Идемте, идемте скорее, — сказала поповна и, взяв Артемия Ивановича за руку, увлекла в свою спаленку. Из столовой раздалось несколько глухих ударов ухватом по попадье, затем хлопнула дверь — это поп отправился за Продеусом.

Спаленка поповны была крохотной и уютной. В красном углу висел киот с образом Богоматери, теплилась лампадка, а прямо в изголовье большой кровати к стене была приклеена раскрашенная от руки самой поповной литография, на которой кавалер целовался с барышней. Кровать была железной, с пружинами, поверх которых была постелена толстая пуховая перина.

— Лезьте под кровать, — велела поповна и Артемий Иванович покорно встал на четвереньки. Под кроватью было мало места и когда он наполовину втиснул под нее переднюю часть своего тела, его филейная часть застряла, оставив ноги снаружи.

— Так вас видать, — сообщила поповна и ушла в столовую, откуда вернулась с ухватом. Ухват оказался действенным средством и сообщил Артемию Ивановичу необходимую ловкость и пронырливость. Поставив ухват рядом с кроватью, поповна стала быстро раздеваться, тем более что раздался стук в дверь и в столовой зазвучали чужие мужские голоса. Артемий Иванович видел из своего убежища, как упала на пол юбка, за ней другая, кружевная, как полная белая рука поповны подобрала их, затем перед его носом мелькнули розовые девичьи пятки и неимоверная тяжесть тела поповской дочки в тот же миг сквозь пружины кровати распластала его по полу, словно камень — святого Артемия Великомученика.

— А здесь у вас кто? — спросил исправник, открыв дверь в спаленку поповны.

— Дочка тут у меня хворает, — сказал священник.

Артемий Иванович почувствовал, что он не может даже вздохнуть, он попытался немного приподнять поповну спиной и задом, чтобы хотя бы на миг освободить свои легкие для вдоха, и изумленный исправник Колмаков увидел, как кровать с поповской дочкой перед его глазами закачалась вдруг, словно лодочка на волнах. От испуга кровь у поповны отлила от лица и она вмиг стала бледна как смерть.

— Что это с кроватью? — недоумевающе тряхнул головой исправник Колмаков, словно сбрасывая с глаз наваждение.

— Лихоманка замучила, — нашелся батюшка. — Уж третью неделю так и колотит, так и корежит.

— Эка как ее трясет, — пожалел девушку исправник. — А она не заразна?

— Да кто ж ее знает, — пожал плечами поп. — У меня жена уже третий год на мужиков бросается, а какие тут мужики, прости Господи, когда кругом одни покойнички. Тож не ведаю, может, она заразу подхватила какую, а может, бес блудный напал…

— Так вы, батюшка, говорите, что не видели никого? — еще раз спросил исправник.

— Вот вам истинный крест, говорю как на духу — никого! — перекрестился поп и они с полицмейстером покинули спаленку.

Артемий Иванович рванулся на свободу, к воздуху, и поповна, взвизгнув, вместе с кроватью переехала к другой стенке. Тогда Владимиров бросился в другую сторону, но кровать, намертво оседлав его, двинулась следом, с грохотом ударив в дверь.

— Что здесь? — подскочил к двери собравшийся было уже уходить Колмаков и распахнул в спальню поповны дверь, так что визжащая от ужаса поповская дочь едва успела прикрыться одеялом.

— Эпилепсия у ей, — сказал священник. — Кажен месяц после припадков дом перестраиваем.

А Артемий Иванович, уже впавший в состояние, похожее на амок у индийских слонов, продолжал бить кроватью о стены в тщетных попытках вырваться из кроватных объятий. На этот раз поповна слетела с кровати на пол вместе с пуховой периной и, отбросив всякий стыд вместе с одеялом, в одной сорочке, схватила ухват и засадила его рогами под кровать. Все словно по мановению волшебной палочки прекратилось. Поповна подобрала одеяло и взгромоздилась обратно в постель. Исправник аккуратно притворил дверь и спросил у попа шепотом:

— А зачем она ухватом?

— Не видите, что ли, ваше благородие, кровать тормозила, чтоб не ерзала, — ответил священник.

— Вы бы, что ли, разорились на ее лечение, святой отец, на свою кровиночку расходы велики не бывают.

— Не могу-с, сын мой. Каков приход, таков и расход. Вы бы пособили, похлопотали, чтоб меня к Ново-Петергофскому приходу причислили: там и доходов больше, и священник в гимназии законоучителем служит.

Но исправник отговорился, что у него в поповской среде связей нету, на том дело и кончили. Когда в доме все успокоилось и даже продрогшего Продеуса извлекли из погреба, поповская дочь рискнула слезть с кровати и, встав на колени, заглянула под нее. Ее встретили безумные глаза Артемия Ивановича и раскрытый в изнеможении рот. Поднатужившись, она приподняла кровать за край и босой ногой вытолкнула Владимирова в незанятое кроватью пространство комнаты.

— Пить! — совсем некстати сказал Артемий Иванович.

— Вы зачем там под кроватью бесились?! — набросилась на него поповна.

— А если бы я на вас сверху так взгромоздился? — сказал Артемий Иванович, постепенно приходя в себя. — Каково вам тогда было бы?

— Только попробуйте, — ответила поповна, берясь за ухват. — Меня батюшка тогда уже точно никогда замуж не отдаст.

28 сентября

Поезд быстро приближался к Парижу и Продеусу уже виделись немалые наградные, которые Рачковский обещал ему отвалить, если ему будет доставлен живой и невредимый Владимиров. А Артемий Иванович, действительно живой, хотя и не столь невредимый, как ему того хотелось бы — нос у него был заложен после купания в пруду парка принца Ольденбургского, а бока болели после знакомства с ухватом поповны, — с тоской смотрел в окно, где предместья Парижа освещались всходящим солнцем, и чувствовал себя агнцем, ведомым на заклание. Чем ближе они подъезжали к Парижу, тем больший страх охватывал Владимирова. Он чувствовал себя мухой, прочно застрявшей в паутине, которая видит приближающегося к ней паука, но не может шелохнуться, прилипнув к клейкой сетке, раскинутой безжалостным охотником.

За окном замелькали большие дома, горизонт затянулся легким дымком из высоких фабричных труб, и вот на фоне рассветного неба возник темный силуэт Эйфелевой башни, которую Артемий Иванович видел возведенной только на треть в свое последнее посещение Парижа два года назад. Поезд замедлил ход, заскрежетали тормозами вагоны, и состав остановился у платформы, заполненной вперемешку встречающими и блузниками в кепи и с бляхами на груди. Пассажиры стали вынимать из веревочных сеток над головами ручной багаж. Артемий Иванович тоже встал и чуть не упал обратно на диван — ноги его были ватными и непослушными, противно дрожали в коленках от страха и все время норовили подогнуться.

— Что ты стоишь истуканом! Выметайся! — велел Владимирову Продеус, когда кондуктор отворил перед ними дверь купе. — Сам Петр Иванович приехал тебя встречать.

Артемий Иванович обречено взглянул на платформу и увидел высокую упитанную фигуру Рачковского, рядом с которым казался совершеннейшим карликом низкорослый круглый Бинт в полосатом костюме и в соломенном канотье. В тот же миг сильным толчком в спину Продеус вытолкнул Владимирова из вагона.