Печальные ритуалы императорской России - Марина Логунова

В состав комиссии также входили: экзекутор, казначей, бухгалтер и контролер. Каждому из них полагались: переписчик, два журналиста (делопроизводителя) для входящего и исходящего журналов.[392] Все документы и письма члены комиссии писали на траурной бумаге с печатным заголовком: Печальная комиссия – Санкт-Петербург, месяца, года – внизу номер. Даже сургуч, которым запечатывали письма, был черного цвета. Один из первых указов по этому поводу последовал 8 января 1762 г. Император Петр III приказал покрыть по случаю траура по своей тетке императрице Елизавете Петровне столы во всех присутственных местах черным сукном, на стулья наложить черные фланелевые чехлы, а письма отсылать с черной печатью.[393]

Верховный маршал и верховный церемониймейстер выбирали себе по два церемониймейстера для особых поручений. В день погребения они шли позади каждого из своих сановников в кортеже с шарфом из черного и белого крепа через правое плечо. Кроме них верховному маршалу полагались два ординарца из конюшенных офицеров верхом. Весь департамент церемониальных дел входил в состав Печальной комиссии, и печать его служила печатью комиссии. Чиновники переводили церемониал на французский язык, считавшийся международным, для рассылки иностранным дипломатам и занимались всеми церемониями, происходившими во дворце. В день погребения в Петропавловском соборе они находились при дипломатическом корпусе.

Во время заседаний велся подробный протокол, зафиксированный в журнале. Градская дума командировала в комиссию четырех купцов «для приискания всех нужных припасов, утверждения сходнейших цен, принятия, хранения и выдачи оных по требованиям с ведением счетов».[394]

Всего в состав комиссии входило около 50 человек технического персонала, не считая высшего состава и архитекторов с помощниками. После того как Печальная комиссия была сформирована, она приступала к своей работе.

Особым указом объявлялось о наложении и ношении траура,[395] при этом оговаривались все мельчайшие детали одежды: цвет, покрой, подкладка, туфли, серьги, использование косметики. Высочайше расписывалось, когда, кому, какую одежду носить, когда и как можно постепенно смягчать траур, переходя от строгого к более нейтральному.

Определенная одежда рассматривалась как способ приобщения к общему настроению общества и соблюдению условностей общественной жизни. Чем выше статус персоны, тем более подробно оговаривались все детали туалета. Внимание к траурному одеянию в «театре власти» можно сравнить с отношением к костюму в настоящей театральной постановке, где наряд является необходимым компонентом действа. Всеобщим темным цветом одежды выражалась, во-первых, сопричастность тому главному событию данного временного промежутка, который определялся смертью и похоронами члена царской семьи, а во-вторых, общая демонстрация скорби, выраженная в данном случае через ношение определенного платья, способствовала возвышению частного события до высот государственного – весь народ сопереживал утрате, случившейся в семье монарха. При самодержавии никакое событие в правящем доме не носило оттенка сугубо личного: рождение, свадьба, смерть представителя династии становились делом государственной важности. Народ ассоциировался с символической единой общностью – семьей, возглавляемой императором, недаром выражение «царь-батюшка» применялось вне зависимости от возраста правителя – «батюшка» мог быть и весьма молодым человеком, поэтому потеря главы семейства требовала сопереживания, зримым выражением которого была единообразная одежда.

Траур обычно разделялся на четыре квартала. Первый квартал подразумевал самые строгие ограничения, затем следовало постепенное облегчение траура через добавление иного цвета, кроме черного, более легких тканей, кружев и т. п. Указы о ношении траура по подробностям, объясняющим мельчайшие детали туалета, напоминают современный модный журнал. Кроме этого, опубликованные и доведенные до сведения населения указы являлись законом, требующим исполнения. Вся страна должна была выполнять предписания относительно цвета и формы одежды. Образцом для всего общества служили представители императорской семьи, их одежда была строго регламентирована и являлась эталоном для окружающих. Чем дальше от двора, тем меньше требований предъявлялось к костюму.

О том, как придворный этикет подходил к вопросам определения формы одежды в печальное время, можно проследить хотя бы на примере «Промемории», Высочайше утвержденной после смерти императора Петра II,[396] похороны которого в Архангельском соборе Московского Кремля были назначены на 24-й день после кончины – 11 февраля 1730 г.

В связи со сложностью в решении вопроса о преемственности престола траур утверждали «принцессы крови», под которыми следует понимать ближайших родственниц усопшего императора Екатерину Иоанновну герцогиню Мекленбургскую и цесаревну Елизавету Петровну, они в траурной процессии участвовали на равных, следуя за гробом племянника. Первые три месяца – строгий траур, особенно шесть недель после кончины Петра II. Екатерина Иоанновна и Елизавета Петровна должны были носить глубочайший траур во время процессии и «когда ходят к телу и принимают комплименты», т. е. изъявление сочувствия желающими проститься с телом. На принцессах были надеты «суконные платья с шишками, воротники обшиты галантом полотном» (полотняными лентами. – М. Л.), на голове – уборы черного крепа с большой черной повязкой и большой черный капор, черные перчатки, манжеты, башмаки, махалы (веера. – М. Л.). Поверх надевалась большая креповая каппа (покрывало. – М. Л.), «так чтобы все платье закрывала». Шлейфу траурного платья полагалось быть 6 аршин (4 м 27 см).[397] В дальнейшем и в других случаях принцессы могли не надевать каппу, а только один капор. В следующие три месяца их высочества могли носить «ординарные» (обыкновенные) платья, к черному цвету добавлялся белый цвет, например, позволялись белые уборы на голову из крепа или кисеи с бахромой, белые перчатки, башмаки, правда, обшитые черным, белые с черным махалы, все это свидетельствовало о постепенном смягчении траура. Особо оговаривалось разрешение пудриться, чего нельзя было себе позволить первые три месяца. В следующие шесть месяцев можно было носить уже шелковое платье, а на голове – уборы флеровые.

В. Эриксен. Екатерина II в трауре. 1762 г.