Отложенное убийство - Фридрих Незнанский

— Не сомневаюсь, — выдал самую приветливую из своих улыбок Пафнутьев.

Решению Пафнутьева предоставить свою недвижимость для проведения тайной и рискованной операции предшествовал ряд уговоров со стороны Дениса Грязнова, а также более или менее успешных внутренних борений. Что же заставило его изменить свою позицию «и нашим, и вашим» и переметнуться на сторону вершителей правосудия? Как ни парадоксально, последней каплей, склонившей чашу весов, стала именно таинственность, а также, судя по намекам, пикантность ситуации, для развития которой Пафнутьев намерен был небескорыстно предоставить плацдарм. Яр был до ужаса любопытен и обожал крайние и нетипичные жизненные ситуации, особенно те, в которых были задействованы знакомые ему, хотя бы поверхностно, люди. Он намерен был взять плату за риск не только симпатией со стороны мэра, родных которого он выручал таким образом, но и рассказом о том, что же все-таки будет происходить в этих стенах.

А стены были — ничего себе! В оформлении виллы, не менее, чем в обстановке ресторана «Морская свинка», проявлялся нетривиальный пафнутьевский вкус. Неискушенному гостю могло показаться, что он попал на служебную дачу, принадлежавшую работнику ЦК годах этак в пятидесятых и сохраненную с тех незапамятных времен в неприкосновенности — за вычетом того обстоятельства, что самый ортодоксальный коммунист советского периода вряд ли пожелал бы окружать себя повседневно таким количеством развесистой советской символики. Просторный холл украшали ложные колонны коринфского ордера, промежутки между которыми заполняли гипсовые медальоны с серпами и молотами. Во всех комнатах по крашеным стенам тянулись фризы, наподобие древнеегипетских, только вместо божеств с головами львов, орлов и крокодилов здесь чередовались доярки, шахтеры, доменщики и рыбаки, которые несли вместо жезлов власти и инструментов загробного возмездия разнообразные орудия производства. Знатоков и почитателей Большого Стиля Великой Эпохи не могло удивить, что мебель в доме составляли тяжеловесные столы, могучие стулья, старомодные кожаные диваны и железные кровати с бабушкиными никелированными шишечками на спинках. Шкафы как будто доставили сюда прямиком с обошедшей все школьные учебники советской поры картины, на которой девочка в трусиках и майке делает зарядку перед окном, распахнутым навстречу солнцу и весне.

Кстати, если речь зашла о зарядке, нелишне отметить наличие на вилле спортивного зала. За исключением изображенной на стенах жизнерадостной молодежи, выполняющей, как можно было догадаться, нормы ГТО, это был нормальный просторный зал — наименее загроможденный кусок пространства в пафнутьевском загородном доме. Если все остальные помещения Макс обошел, проявляя сдержанный вежливый интерес, как на выставке, которую осматриваешь в сопровождении знакомых, стремящихся продемонстрировать свой интерес к высокой культуре, то зал вызвал у него приступ деятельности. Он поднимался здесь на цыпочки, опускался на корточки, подпрыгивал и в довершение всего, к изумлению собравшихся, совершил быструю пробежку вдоль стен. Глаза у него зажглись азартным огнем.

— Я все продумал, — изрек Макс по завершении всех физических усилий. — Вот тут, с потолка, пусть свисают цепи. Пострашнее, пожелезнее, но пусть заканчиваются обязательно мягкими кожаными такими манжетами, вроде наручников. А вот тут, вдалеке, поставим два снаряда для приковывания — ну тоже ремни, завязочки там какие-нибудь, в общем, побольше сбруи. Ну из инструментария тоже наборчиков парочку, список я составлю…

Даже если Пафнутьеву, услышавшему эти слова, захотелось засмеяться или содрогнуться, он успешно подавил естественное желание. Он остался так же невозмутим, каким привык быть с клиентами, предъявляющими порой самые причудливые требования. Ведь, что ни говори, владелец ресторана — должность, требующая гибкости ума и деликатности.

— Я очень раскаиваюсь, что плохо вела себя с тобой в ту первую встречу, — ворковала Галя, опасливо попивая чай. Как будто попахивает горьким миндалем? Не-ет, добавь Сапин в ее чашку цианистый калий, она бы уже не имела возможности прислушиваться к оттенкам чайного вкуса! Да и вообще, вряд ли киллер, чье мастерство заключается в умении стрелять, держит под рукой запас яда. Скорее пистолет. — Просто я отвыкла от тебя. За семь лет я столько думала о тебе, что подменила твой настоящий образ выдуманным, а когда ты с ним не совпал, я рассердилась. Так бывает, когда с кем-то долго не видишься.

— А я это… я ни о чем таком не думал. Ты девушка хорошая, красивая. И сейчас, и… это… сейчас была… то есть тогда…

— Ты просто отвык от людей. Тебе надо чаще выходить на улицу.

— Я выхожу, Галь! Я же тренер!

— Это не совсем то. Человеку требуется общение…

Никогда еще Гале не приходилось так навязываться мужчине. Злая ирония заключалась в том, что она никогда не посмела бы навязываться мужчине, которого любит, а сейчас приходилось применять всяческие женские штучки по отношению к мужчине, которого она имела все основания ненавидеть.

Нет, в самом деле! Ведь он занял место ее любимого… ну пусть когда-то любимого Никиты Михайлова… наверняка убил его… скорее всего, закопал под яблоней… ну как же, она так убедительно выстроила систему доказательств, что не только Вячеслав Иванович, даже Сан Борисыч Турецкий поверил. Она вцепилась в эту полуфантастическую версию с упорством бультерьера, не разжимая челюстей. Остается одно — разоблачить врага. А разоблачить его способны телефонные переговоры. Уведя Сапина в дальнюю комнату на втором этаже, старший лейтенант Романова прислушивается, что там делается на первом, возле телефона. Не слышно ни звука, но это заставляет верить, что все в порядке. Несмотря на свой рост, Денис Грязнов проворен, как белка или кошка, и отменно соблюдает конспирацию.

— Я напрасно тебе, тогда не сказала о деле «Хостинского комплекса», когда ты просил, — напропалую врет Галя человеку, который, не сводя с нее глаз, поцокивает ногтями о фарфоровую чашку, производя настырный, царапающий звук. Не верит, сомневается, догадывается? — Ничего там секретного нет. По крайней мере, теперь нет. Тех, кто был на самом виду и наиболее виноват, посадили. А остальных сейчас зачистить пытаются… Хочешь, расскажу?

— Давай, — согласился незнакомец, которого Галя уж и не знала, каким именем мысленно называть, но, когда вслух называла Никитой, чувствовала что-то похожее на душевную тошноту.

— Дело, конечно, сложное, — зачастила Галя. Снизу донесся подозрительный звучок — не то шорох, не то подозрительный стук чего-то опрокинутого, и, чтобы заглушить то, что, судя по рефлекторному неосмысленному передергиванью, услышал и хозяин дома, как бы его ни называть, повысила голос: — Дело сложное, поэтому милиция прибегает к нестандартным методам… К не совсем законным, понимаешь?

— Нет, не понимаю, — ровно ответил собеседник. — Я в законах не разбираюсь. Это ты теперь у нас милиционер… С ума сойти, никогда бы не подумал, что мой маленький Галчонок может стать милиционером!

Теперь с ума сходила Галя. Вышеприведенные слова прозвучали так естественно, так похоже на прежнего Никиту… Он сказал «Галчонок», трудно было ослышаться! Не совсем «Галчишка», но очень близко. А вдруг она все нафантазировала? Нет, не все: дотошный интерес к делу «Хостинского комплекса» у человека, который, по его словам, никогда с бандитами не соприкасался, определенно отдает чем-то нехорошим. Но разве не мог настоящий Никита — под влиянием жизненных неудач, отсутствия любви или, вероятнее, нехватки денег — связаться с мафией, пронизавшей своими цепкими щупальцами все сочинские структуры? Разве спортсменам путь в преступники заказан? С чего она взяла, что Никиту подменил другой человек? Все прежние доводы казались ей надуманными, вместе с юридическим казусом семнадцатого столетия. Совсем близко она видела его лицо с отрастающей бородой, и если первое впечатление резануло взгляд отличием, то сейчас сильней проступало сходство. Сходство? Идентичность! Тот же крупноватый, но тонкий и прямой, нос, те же линии широких скул, те же серые глаза с карими точками — вкраплениями вокруг зрачка, которыми она втайне любовалась… А эта родинка у начала роста волос, на изгибе шеи — уж не ее ли разглядывала нескладная толстушка, мечтая поцеловать? — кому из реальных или воображенных двойников она принадлежала? Или Галя увидела ее сию минуту у этого и приписала тому? Загадки, сплошные загадки.