Слепой. Операция "Атлантический циклон" - Андрей Воронин

— Вася, скажи мне телефон «Скорой помощи».

И тут снизу раздался голос жены:

— Не надо, Шан, я уже в порядке.

Гунсунь послушался, хотя затем пожалел о своем решении. Супруга призналась, что обмороки у нее начались неделю тому назад и случаются почти каждый день.

Шан заставил ее сходить к врачу. Женщину осмотрели, после чего доктор вынес свой вердикт:

— В таком возрасте у рожениц подобное бывает достаточно часто. Я рекомендую специальную диету и умеренные физические упражнения. И, разумеется, постоянное наблюдение специалиста. Тогда все пройдет хорошо. Я знаю, о чем говорю. Сейчас относительно много рожениц солидного возраста. Они словно пытаются компенсировать нежелание молодых женщин заводить детей.

Гунсуня мало успокоили слова врача, он не доверял российской медицине и особенно специалистам их города. Шан хотел отправить супругу на Родину. И получил от Сю Ниня категорический отказ. Шан догадывался, чем вызвано такое решение чиновника. Мерзавец перестраховывался. Недавно сын Гунсуня уехал домой. Мальчику надоел русский климат, он не захотел учить чужой язык и разочаровался в отцовской работе. Сын окончательно решил получить высшее образование. С деньгами Гунсуня эта задача существенно облегчалась.

Но если теперь отпустить жену, то Шан останется в России один. Мало ли какая блажь придет ему в голову. Или уже пришла. Наверняка Сю Нинь много раз строил предположения насчет того, догадался ли Гунсунь о том, какая ему уготована незавидная роль. Ведь за догадкой могли последовать решительные действия. Пусть супруга Шана остается в России заложницей.

Вскоре Гунсунь изменил свое мнение о российских докторах. Жене стало лучше, обмороки прекратились. Но роды никто не отменял. И они, как положено, начались внезапно, когда жена, вопреки строгому запрету, одна пошла в магазин. Служанка, видите ли, была занята, гладила белье.

Роды начались, когда женщина рассчитывалась за покупки. К счастью, кассирша не растерялась, вызвала неотложку. Роды длились долго. Врачи уже подумывали о кесаревом сечении, когда на свет появилась девочка. Маленькая, сморщенная, вся посиневшая. Мать тоже изменила цвет кожи от натуги и боли. Но тут к огромному удивлению врачей ее лицо озарила улыбка и она что-то произнесла по-китайски. Пойми доктора ее речь, удивление сменилось бы шоком. Ведь она сказала:

— Какое счастье, теперь у меня двое детей! А если Шан захочет, то будет третий и четвертый!

Гунсунь о такой отдаленной перспективе не задумывался. Он радовался настоящему. Новость о рождении дочери и нормальном самочувствии жены заставила его забыть даже о работе. Ему хотелось поделиться своей радостью, посидеть с друзьями, и тут Гунсунь почувствовал, насколько он одинок. Все соотечественники, находившиеся рядом, были его наемными рабочими. Они целиком зависели от Шана, он платил им хорошие деньги, намного большие, чем можно было заработать, торгуя на местном рынке. Между ними с самого начала пролегла пропасть. Она еще больше усилилась, когда Гунсунь превратился в одного из богатейших людей города. Соотечественники стали называть его «господином», медоточиво улыбались при встрече и, прикажи Шан, падали бы ниц, едва заметив булочника. Разве можно делиться своей радостью с такими людьми? Оставался только Янлин, человек вполне самодостаточный, знания которого здорово помогли Гунсуню грамотно выстроить бизнес. Ю единственный обходился в общении с булочником без лести. У него был единственный недостаток — возраст. Двадцать лет разницы — это многовато. Общие интересы связывали этих двоих людей только по работе. В житейском плане их интересовали разные вещи, волновали разные проблемы.

Но именно Янлин с Ларисой пришли в опустевший дом Гунсуня с поздравлениями. Ю раздобыл где-то нефритовую статуэтку женщины с младенцем. Нефрит, самый почитаемый китайцами камень, в России довольно редок. Наверняка Янлин приложил много усилий, чтобы раздобыть такой подарок. Гунсунь принял его с благодарностью. Служанка успела накрыть праздничный стол. Все трое уселись за него. Некоторое удивление Янлиней вызвала стоящая в центре бутылка водки.

— Я поступаю, как и большинство живущих здесь китайцев, — пояснил Шан. — Они в первую очередь перенимают такую русскую традицию, как питье водки. Испытав сибирские морозы, я понимаю, что в этом есть определенный смысл. Главное не увлекаться.

Ю произнес цветистый, однако слегка отдающий официозом тост. Чтобы разрядить атмосферу, Лариса сказала:

— В России есть еще одна традиция — соображать на троих. И мы ее придерживаемся, нас здесь трое.

— Что значит соображать на троих? Вместе над чем-то думать? — не понял Гунсунь.

— Это значит выпивать. Отец мне когда-то объяснял, почему на троих. Рабочие после смены покупали бутылку водки. И она разливалась по трем граненым стаканам точно до ободка. Рабочие выпивали стакан водки и шли домой, — пояснила Лариса.

— А, — сказал Шан и усмехнулся, скорее из вежливости.

Когда объясняешь шутку, она перестает быть смешной.

Раздался звонок. Шан выслушал и довольно улыбнулся:

— Все хорошо. Жене уже приносили ребенка, и она кормила его грудью. Вот ради таких звонков я удержался от желания выбросить телефон на улицу. Просто удивительно, сколько у меня оказалось друзей! Такое впечатление, что весь город жаждет разделить мою радость. Отметилось большинство местных бизнесменов, в том числе не имеющих никакого отношения к хлебу, и десятка полтора чиновников. И откуда только разузнали мой номер?

— Для людей с деньгами или властью раздобыть такую информацию — раз плюнуть. А вы, уважаемый Шан, сейчас такой человек, с которым хотят дружить все горожане.

— И ты, Ю, туда же! Уважаемый Шан, — передразнил Гунсунь своего помощника. — Чужая лесть уже въелась мне в печенки.

— А как иначе? Я искренне уважаю человека, сумевшего в пятьдесят лет стать отцом. Нам с Ларисой о таком даже страшно подумать!

– Намекаешь на мой возраст? Считаешь меня стариком! Ах ты, негодник! – изобразил возмущение Гунсунь, и все трое рассмеялись.

— Давай, Семеныч, покажи класс, — подзуживал Витим полицейского майора…

Когда Хунхой сообщил ему о требованиях неизвестных, Витим пришел в ярость. Он вопил, что покажет Гунсуню кузькину мать, в смысле вырежет ему отсутствующую матку, изуродует, как Бог черепаху, изнасилует его жену и вообще всеми доступными средствами заставит китайца отдать причитающуюся Витиму долю. Бандит так и сказал — причитающуюся мне долю, как будто она ему когда-то принадлежала. И тут Хунхой спокойно, как будто речь шла о покупке бутылки водки, сообщил Витиму пренеприятнейшее известие. Он, Хунхой, высоко ценит дружбу, связывающую его с русским бандитом. За прошедшие годы они славно поработали, вместе сумели доставить и реализовать целое море наркотиков. Он, Хунхой, глубоко уважает Витима и считает его лучшим партнером, с которым Аю когда-нибудь доводилось сотрудничать. Но если Витим собирается гнуть свою линию в отношении Гунсуня, то здесь Хунхой ему не помощник. Ай категорически отказывается участвовать в этом мероприятии. И своим людям прикажет держаться подальше от булочника. Пусть русские обходятся собственными силами. А еще лучше и гораздо умнее пойти с Гунсунем на мировую, принять его условия. Булочник им достаточно много платит, а ведь теперь он согласился увеличить свою долю еще на треть.