Столица для поводыря - Андрей Дай

– В батюшку начальника нашего стреляли!!! Ой, что делается-то!!!

Дано: комиссионерство сибирского буксирного пароходства распоряжается шестью кораблями и тринадцатью баржами. У торгового дома Тюфиных – еще три парохода и четыре баржи. Из девяти судов на трех установлены слабые тридцатисильные двигатели, и по Оби против течения больше одной баржи они не потянут. Только два из девяти смогут буксировать три. Остальные – две.

Требуется перевезти две с половиной тысячи человек из Томска и тысячу двести из Колывани – до Бийска. Почти все обременены скарбом, скотом и лошадьми. Из опыта прошлогодней экспедиции я уже знал, что в таких условиях больше полутора сотен человек на одну баржу не вмещается, а путь в одну сторону занимает около трех недель. Навигацию в этом году планировали открыть раньше обычного, первого мая, но к концу июня большая часть кораблей должна стоять на погрузке в Черемошниках. Иначе Тецков с товарищами и Тюфины начали бы нести убытки.

Спрашивается: как мне перевезти переселенцев и не разорить владельцев пароходов? Они и так на выросшую вдоль берегов гору кяхтинских товаров с тоской смотрели. Еще бы! Там одного чая было с полмиллиона пудов, а это, по нынешним расценкам на транспортные перевозки, не меньше четырехсот тысяч серебром. Да два раза по столько грузов в Тюмени к отправке в Томск ждало. На одну баржу в среднем чуть больше пятидесяти тысяч пудов вмещается…

Ах да, забыл сказать! У рек Сибири тоже есть свой жизненный цикл. В течение одного лета они несколько раз то мелеют до неприличия, то наполняются водой до опасных для прибрежных жителей уровней. Весной, конечно, паводок. По высокой воде корабли могут зайти в те речушки, куда в иное время и на байдарке не заплыть.

Потом, примерно к середине лета, все реки мелеют. Из-за плохо изученных фарватеров становится опасно плавать даже по Оби. Капитаны осторожничают. Ждут, когда начнут таять ледники Алтая и уровень рек вновь поднимется.

К сентябрю горная вода уходит, но с началом ноября, с осенними дождями, начинается самый короткий из благоприятных периодов навигации. Тут уж наоборот – выжимают из машин все, что только возможно. Бывали случаи, когда суда зазевавшихся корабелов вмерзали в лед вместе с баржами…

Речка Тура, на берегах которой стоит Тюмень, невелика, а Ирбитская Ница и того меньше. И если по Туре в принципе можно осторожненько ходить и низкой водой, то по Нице – только на высокой. Это значит, что по-хорошему скопившиеся вдоль Томи грузы следовало бы вывезти в Тюмень вперед моих переселенцев. Однако же я плохо себе представляю, эпидемии каких болезней могут начаться летом во временных лагерях, где стали бы ждать отправки тысячи людей. Врачей даже спрашивать страшно. Дизентерия, холера, чума. Я уж не говорю о банальной оспе, о которой в мое время никто уже и не вспоминал.

Можно, конечно, отправить часть переселенцев – хотя бы казаков с семьями – на юг пешим ходом. Но тогда они добрались бы до Бийска в лучшем случае к осени. И пришлось бы устраивать там их на зимовку. А значит – кормить, поить и занимать каким-нибудь делом прорву народа.

Да и не в казаках главная проблема. И даже не в ссыльных поляках, заваливших канцелярию правления прошениями о предоставлении земельных наделов. Этих-то как раз несложно было бы расселить на свободных участках Каинского, Томского и Мариинского округов. Губернский землемер Михаил Силантьевич Скоробогатов записку подготовил с картой-приложением, согласно которой только в этих трех округах можно разместить не менее ста пятидесяти тысяч семей! С выделением пятнадцати десятин земли каждой, разумеется. Указ Министерства государственных имуществ от 1843 года никто так и не отменил.

Но это значило отсрочить колонизацию очень важных в военно-политическом плане территорий на юге Алтая. Да и в столице могли не понять моих проблем. Зачем, спрашивается, пыль поднимал? Зачем с прожектами отделения Чуйской степи от кабинетских земель по инстанциям бегал? Куда ни кинь – всюду клин…

Но самым важным на тот момент было как можно быстрее убрать из Томска Потанина с компанией. Особенно после этих шашковских лекций. Устроили мне тут, понимаешь, цирк с конями. Мой сравнительно консервативный город прямо-таки на уши встал. Я в казачьем полку и в городовом батальоне казарменное положение ввел.

Кстати сказать, мое назначение командиром 11-го Томского линейного батальона получило неожиданное продолжение. Восемнадцатого марта государь повелел это подразделение вывести из подчинения командующего Западно-Сибирским военным округом, с переводом в корпус внутренней стражи Министерства внутренних дел. И, соответственно, официально подтвердил мое над ним командование как старшего в краю чиновника МВД. Правда, и название пришлось изменить. Теперь мои пехотинцы стали называться 51-м Томским губернским батальоном. Самым же забавным довеском к этой новости стало то, что тот самый, прежде подконтрольный горной администрации 10-й Барнаульский линейный батальон этим же повелением стал Алтайским горнозаводским батальоном. И тоже был переведен в корпус. А так как чиновники АГО к МВД отношения никакого не имели, то и это подразделение перешло под мое командование. Больше в губернии серьезных воинских частей вообще не было. Я нежданно-негаданно стал обладателем настоящей армии.

Но это так, к слову пришлось… Я же о лекциях начал…

Самым большим помещением для публичных мероприятий в Томске был зал городского собрания в бывшем особняке золотопромышленника Попова. Вот там Шашков и занимался своим словоблудием. Нет, начиналось все вполне прилично. Первые два вечера во всяком случае. Пока речь шла об истории завоевания и первичного освоения Сибири. Многое и для меня, внимательно изучившего конспекты, оказалось новостью. Хотя бы, например, то, что, как оказалось, черные татары, издревле живущие в окрестностях Кузнецка, задолго до русских занимались металлургией. И о богатейших рудах знали, и железо неплохое выплавляли.

Я посчитал полезным, что такие сведения дойдут до ушей обывателей. И особенно до тех молодых ученых, которые рискнули приехать в Томск работать в моих лабораториях. Чтобы знали, что не на пустое и совершенно дикое место ехали. Что и у нас есть богатая история…

А вот на третьей же лекции Серафим Серафимович вдруг решил коснуться нравов старого сибирского чиновничества. Произвол, взяточничество, казнокрадство и открытое игнорирование имперских законов. С примерами, едрешкин корень, и фамилиями. Лекция еще закончиться не успела, а ко мне уже прибежали доброхоты. Жаловаться. Пришлось вызывать Шашкова к себе. А чтобы снять с себя любые подозрения в причастности к этому непотребству, еще и представителя жандармов, полицмейстера и Варежку попросил присутствовать. Не то чтобы я был сильно против таких разоблачений. Просто к таким делам всегда нужно весьма осторожно подходить. Желательно с документально подтвержденной доказательной базой. А то огульно обвинить всех подряд любой может. От этого порядка больше не станет, а престиж администрации может пострадать.

– Первое, сударь! – грозно прорычал я, когда два дюжих казака ввели лектора в кабинет. – Не находите ли вы, культурный и, смею надеяться, образованный человек! Не побоюсь этого слова – интеллигент! Что обвинение господ государевых, служащих в иной губернии, – это подло? Что ж вы им в глаза там, у себя в Красноярске, этакого не говорите?